Женщина в Гражданской войне - страница 2

Спрашивали и искали меня по базару три часа. Но соседи отвечали: «Мы не бачили, що ходэ по базарю, а дэ вона сичас не знаемо». Кто-то сказал, что она ушла до Кумы. Они галопом полетели и до Кумы, перепугали всех детей и соседей до смерти. У нашего дома поставили двух патрульных: одного у ворот, второго — в задах. На второй день маму забрали рано утром в штаб на допрос. Мать заявила — ушла на базар, а куда вы ее дели, я не знаю. Мать оставили в залог за меня. Она просится отпустить ее домой, но ее не отпускают.

Одного патрульного послали с подводой за детьми. Детей трое. Все три девочки: одной десять лет, другой шесть лет и младшей три года. Надя, дочь десяти лет, закрыв дверь на замок, взяла маленьких сестренок за ручки и повела их канавой, по которой протекала вода. Детям навстречу вышли три соседки и дали им по яичку вареному и стали ругать патрульного: «Ты — свой человек, как тебе не стыдно, у этих детей нет ни отца, ни матери, они и так голодают, а вы совсем хотите погубить малюток, невинных ни в чем». Патрульный девочку все подманивал: «Поедем с нами, там хорошо, много конфет». Но девочка ответила: «Я никуда не поеду, пока не придет бабушка». Дети ушли на край села в сады. Залезли в курник и там уснули и спали целую ночь. Бабушку ночью выпустили. Она пришла домой, видит — дверь заперта и детей нигде нет. Все соседи и бабушка бросились искать детей, но их не нашли. Мужнина сестра, приехав в сад утром, услышала в курнике детский кашель. Испугалась, позвала соседку и вдвоем подошли к курнику. Старшая девочка у входа в курник сидела на корточках, обняв за шею своих сестренок. Все застыли, посинев от холода. Ночь была холодная, дул сильный ветер. Когда детей стали звать в комнату, то они так были перепуганы, что своих родных даже боялись и со слезами говорили, что мы не вылезем, а то нас заберут. Сообщили бабушке, та пришла и забрала их домой.

Бабушка, моя мама, найдя моих детей, стала разыскивать и меня, пропавшую без вести. Недели через две я пришла ночью. Около двора с двух сторон стояли и охраняли часовые. Но я зашла третьим ходом — через открытую дверь коридорчика. После этого я скрывалась уже больше года, и родные знали мое местонахождение, снабжали меня провизией. Приходилось ночевать по канавам, в бурьяне и под валом. Когда бежала первый раз, то, через вал перескакивая и перелезая через сарай, я разорвала юбку, перескочила через яму в человека ростом, где была картошка; через яму-то я перескочила и попала в засыпанную старую копань, т. е. колодезь. В колодце я подлезла под стенку обваленной земли, легла и колючками прикрылась, чтобы меня было незаметно. Сижу я в копани, как заяц, попавшийся в капкан. На второй день моя мама в сеннике сгребала солому и заливалась слезами. Услышав плач родной матери, я кашлянула. Мама с помощью дяди меня вытащила. Я в ссылку и не попала, скрывалась, пока пришла из Астрахани Красная армия. Не удалось белым меня угробить.

И по настоящий момент я жива. Воспитала этих троих дочерей и выдала всех замуж. Дочери уже имеют по нескольку детей. Старшая дочь, что в курнике спасалась, в настоящий момент тоже коммунистка.

Я, Татьяна Романовна Соколова (девичья фамилия — Таранова), родилась в тысяча восемьсот девяносто шестом году в селе Урожайное Левокумского района. Отец — крестьянин, бедняк. В тысяча девятьсот тринадцатом году я вышла замуж за Соколова Иосифа Леонтьевича. Муж — бедняцкой крестьянской семьи. В восемнадцатом году моего мужа в Урожайном общее собрание избрало делегатом на уездный съезд советов в город Святой крест. Там мужа избрали военным комиссаром. У меня на руках осталось трое детей, из которых самому старшему было пять лет.

Когда наступали белые, был сильный бой. Беспрерывно трещали пулеметы. Красные отступали на Величаевку. С мужьями отступали жены и дети — кто на подводах, а кто пешком. Едва успели захватить кусок хлеба. Бежали рядом с подводами, детей несли на себе. Это было на пасху, на первый день. Мы шли садами, а в селе уже был бой.

Первый натиск белых был отбит, и все беженцы вернулись по своим домам.