Женщина в Гражданской войне - страница 42

— Гриши нет? Что ж он не приехал? — испуганно оглядывала она хозяйку, чужую комнату и маленький коптящий каганец.

Поздно ночью она открыла глаза и долго всматривалась в сморщенное лицо хозяйки.

Когда по селу раздалась перестрелка, Таня вскочила с кровати.

— Кто это там? — спросила она. — Брат приехал?

— Не видать еще, — ответила хозяйка.

Таня откинулась назад, прикрыла глаза ладонью. Лицо ее было мертвенно-бледно.

На дворе затопали лошадиные копыта. Хозяйка бросилась в сени. На улице разгорелась стрельба, откуда-то доносился испуганный крик.

А когда она вернулась в комнату, больная без памяти лежала у окна. Видимо, она пыталась выбраться наружу.

И уже позже, придя в себя, Таня снова заметалась:

— Пропала я теперь. Не выбраться мне отсюда.

Послышались мужские голоса, и кто-то громко и настойчиво застучал в дверь.

Я уже второй год учился в школе, когда к нам прислали новую учительницу. Мы, ребятишки, с любопытством разглядывали Татьяну Григорьевну. Была она стройная, высокая, с длинной кудрявой косой, и нам казалось, что она только немного старше нас.

Кто-то из ребят сказал:

— Ну, такую можно и не слушаться. Теперь на уроке, что хочешь, то и делай.

Быстрой, легкой походкой вошла она в класс и, поглаживая по голове ребят, расспрашивала о том, что мы проходили без нее.

С задней скамьи кто-то громко свистнул. Учительница обернулась назад и так посмотрела на мальчика, что мы поняли: она никому не позволит хулиганить. А потом она уселась у стола, мы сгрудились вокруг нее и слушали ее рассказы. Никто не говорил с нами так просто, интересно и хорошо, как она.

А на перемене Татьяна Григорьевна играла с нами в лапту и окончательно покорила ребят.

Каждое утро мы всем классом выходили к мосту и, как только на дороге показывалась высокая фигура учительницы, вперегонку бежали к ней. Каждому хотелось первому добежать до Татьяны Григорьевны, схватить ее за руку, идти рядом с ней.

Она знала, как живет каждый школьник, и часто ходила по домам и беседовала с родными.

Одно меня сильно смущало. К отцу иногда по ночам собирались какие-то люди, о чем-то разговаривали до рассвета и затем тихо расходились по домам. Среди них была одна женщина, и я страшно испугался, когда однажды в ней узнал нашу учительницу. О чем она говорила — я не знал, так как в эти ночи мать стелила мне постель на кухне.

Может быть, она рассказывала о школьниках или жаловалась на меня отцу, чего я боялся больше всего, так как знал его строгость.

Я решил обязательно узнать, о чем говорили эти люди по ночам.

Однажды, когда мать постелила мне на кухне, я быстро улегся и притворился заснувшим. Слышно было, как мать возилась в комнате, затем она вышла во двор. Я вскочил с кровати и подбежал к окну. Мать стояла у ворот, точно сторожила кого-то.

Я положил к себе на постель шубу, сверху прикрыл ее одеялом и на цыпочках пробежал в комнату отца. Там еще никого не было. На дворе скрипнула калитка. Я бросился под кровать и, затаив дыхание, прижался к стене.

Как у меня билось и замирало сердце! Я не обращал внимания на входивших мужчин. Наконец послышался веселый знакомый голос. Начиналось самое страшное. Я вспоминал все свои грехи, плохие отметки, и у меня тоскливо сжималось сердце и дрожали ноги.

Как будто издалека я слышал, как отец предлагал избрать председателя и секретаря. А затем чей-то незнакомый голос отчетливо сказал:

— По первому вопросу — о вооруженном восстании — предоставляется слово Татьяне Соломахе, делегату первой областной партийной конференции большевиков.

Я замер. Сердце заколотилось так, что было трудно дышать. В полной тишине учительница начала свой доклад. Я тогда не понял всего, о чем говорила она, и только позже, когда отец вернулся из Красной армии домой, он подробно объяснил мне все.