Женщины, которые любили Есенина - страница 17
Встревоженная и злая Татьяна Федоровна ночью несколько раз бегала на барский двор и каждый раз возвращалась все более расстроенная — Лидия Ивановна домой все еще не возвращалась. Еще более разволновалась мать Сергея, когда узнала от дворника, что Лидия Ивановна с полдороги отправила кучера Ивана домой и дальше они с Сергеем продолжали путь к Яру вдвоем.
Сергей вернулся домой едва ли не под утро и, не говоря ни слова, отправился спать на сеновал.
В семье об этом случае никогда больше не говорили. Но в сердце Есенина та ночь с бурей в качестве романтической декорации осталась, по-видимому, надолго. Примечательно уже то, что через год после любовного приключения Есенин написал стихотворение «Зеленая прическа, девическая грудь», посвятив его Л. И. Кашиной.
О многом говорят проникновенные строки этого произведения:
«Новые журавли» не заставили себя долго ждать. Нить, связавшая Сергея Есенина и Лидию Ивановну Кашину, не обрывалась. После Октябрьской революции Кашина отдала свое поместье Советской власти и переехала в Москву, где стала работать секретаршей и переводчицей. Там они с Есениным не только встречались, одно время он даже жил у нее. Об этом свидетельствует его письмо Андрею Белому, датированное 1918 годом. Есенин сообщает Белому, что лежит «совсем расслабленный» в постели и указывает свой адрес: «Скатертный переулок, дом 20, Лидии Ивановне Кашиной для С. Е.».
Есть еще одно любопытное свидетельство некоего присутствия Лидии Кашиной в жизни Есенина. Надежда Вольпин, молодая поэтесса, у которой в начале 20-х годов был роман с Есениным (речь о ней пойдет впереди), рассказывает в своих воспоминаниях «Свидание с другом», как осенью 1923 года она шла на свидание с Есениным в кафе «Стойло Пегаса».
«Прихожу, как условились. Останавливаюсь в дверях. Он стоит под самой эстрадой с незнакомой мне женщиной. С вида ей изрядно за тридцать, ближе к сорока. Несомненно, провинциалка. По общему облику — сельская учительница. Тускло-русые волосы приспущены на лоб и уши. Лицо чуть скуластое, волевое. Нос с горбинкой, не восточный, а чисто славянский. «Здесь обошлось, — мелькнуло в уме, — без финской закваски». Рот, пожалуй, средний. Повыше меня, но значительно ниже собеседника. Так что говорит она с ним, несколько вскинув голову. Чем-то крайне недовольна. Слов я издалека не слышу, но тон сердитой отповеди. Почти злобы. На чем-то настаивает. Требует. Есенин с видом спокойной скуки все от себя отстраняет. Уверенно и непреложно. Мне неловко: точно я случайно подглядела сцену между любовниками… Пусть она старше его по виду на все десять лет, я склонна осудить Сергея за обиду, наносимую женщине…
Есенин подает мне знак подождать. Но с гостьей не знакомит.
Женщина удалилась, бросив: «Что ж! Я ухожу!» Даже не кивнула на прощанье.
— Кто такая?
— Так, одна… из наших мест.
— Землячка?
— Ну, да.
И у меня вспыхнуло имя: «Лидия Кашина! Та, кому посвящена «Зеленая прическа»…
Многие годы спустя я увидела в одном издании портрет Л. И. Кашиной. На портрете она смотрелась моложе и красивее. Но то же решительное, властное лицо — знакомое лицо «землячки».
Впоследствии я узнала, что как раз об эту пору — в сентябре 1923 года — Кашина появилась в Москве».
Впрочем, надо полагать, что описанная Надеждой Вольпин ссора вовсе не означала, что Есенин вычеркнул Лидию Ивановну Кашину из своей памяти. В начале 1925 года он пишет поэму «Анна Снегина», где прообразом героини, без сомнения, была Кашина. В поэме всплыли милые сердцу приметы прошлого:
Но до «Анны Снегиной» было еще далеко, а пока что, летом 1917 года, Есенин вернулся в Петроград, где его ждала предуготованная судьбой встреча с женщиной, которой предстояло стать его женой и сыграть в его жизни весьма значительную роль.