Женщины Кузнецкстроя - страница 37

В начале войны мы стали работать в две смены, по 12 часов в сутки. И так до весны 1946 г. — по 12 через 12. Квалифицированных работников, да и вообще полноценных физически людей в цехе не хватало. Лишь после войны прибыла крупная партия репатриированных, человек 70.

Во время войны в отношении кадров мы совершили ошибку. Мы гнались за полноценными взрослыми работниками. Пригнали группу каменщиков из ФЗО из Солнечногорска, группу девушек из Казани и из Рязани, больше же молодежь не привлекали. Многие каменщики, выросшие на Кузнецкстрое и в цехе, ушли на фронт, и никто из них не вернулся. Добровольцами ушли Старцев, Хлебников — отличные каменщики, коммунисты, организаторы. В цехе остались люди старшего возраста.

Иначе в этом отношении было на Магнитке. Там начальником цеха был И М. Крайний. Не знаю, как он выжил после того несчастного случая — он тогда получил сильный ожог. Магнитогорцы набрали много детворы. Сначала этот детский сад приносил урон производству, но постепенно мужал, и из него выросли прекрасные кадры.

Мы же остались у разбитого корыта. Наши «старики» выдохлись, мы их измучили. Репатриированные — это был плохой состав, хотя и физически здоровый народ. Магнитогорцы обогнали нас и в отношении механизации. У нас механизацию стал внедрять Комаров. Это был очень дельный человек, Он ввел отбойные молотки и трактора. Первые фактора были переделаны из путиловских «фордзо-нов».

Важную роль в развитии цеха сыграл Гудовщиков. Уралец, окончивший институт перед революцией, он сразу пошел с Советской властью. Кажется, он обвинялся по шахтинскому делу, но доказал свою правоту. Был он культурным инженером, работником с масштабом. Многое видел за границей — у Круппа, у Форда. Надо выделить его заслуги в следующих отношениях. Во-первых, он стал бороться за чистоту в цехах. Раньше при ремонтах было как: сломали печь, окружили ее горой старых огнеупоров, и рабочие, среди которых много женщин, пробираются через сопки и курганы. Гудовщиков стал требовать: сломал — убери, работай на чистом месте. Для нас такое фебование было очень важным, оно прививало основы культуры труда. Во-вторых, Гудовщиков был сторонником системы в работе. Шкляр и Бутенко работали деньгами. Они откупали для отличившихся рабочих ресторан, поили их и кормили, отвозили домой на машинах, и рабочие лезли из кожи, чтобы отличиться. Это была южная практика. А системы в работе не было. Графики ремонта при Гудовщикове были основой нашей работы. Он приходил на работу рано, в 7 часов. Ежедневно у него было 4-5 совещаний — по качеству, по ремонту, планерка ежедневно. Кроме того периодически — по другим вопросам. Такое совещание длилось полчаса-час, не больше, и проходило в исключительно деловом духе. За обилие совещаний многие считали Гу-довщикова бюрократом, Белан над ним смеялся. У Гудовщикова начальники цехов были приучены, вышколены. Гурский был культурным инженером, Сахаров приучался с трудом. Но к приходу Зиль-берштейна и Сахаров был вышколен. Сахарова после Гудовщикова назначили главным сталеплавильщиком. Многие ждали, что он отменит совещания, но он сказал, что Гудовщиков бюрократизма не разводил, совещания нужны, и их надо продолжать... В-третьих, механизация при Гудовщикове была в почете. Заправочные машины, бункера, фордовские разливочные устройства — все это он старался применить. Сам он не предлагал ничего или почти ничего, но в заводоуправлении пробивал. Много в отношении механизации помогал и ремонтникам. Он добился, что бюро механизации было чуть ли не в нашем подчинении.

Когда приехали эвакуированные инженеры, я пригласила механика. Первым механиком был Макогон, флегматичный украинец, но добросовестный, знающий свое дело работник. Оказалось, что его уже определили в коксовый цех. Я поехала к Макагону, подняла его с постели и привезла на работу. Уехал он от нас в конце войны.

Гудовщиков позже выдохся, а сначала знал намного больше нас. За время до 1950 г. он устарел, заболел, стал чудачить, у него начались неурядицы с сыном. Белан к Гудовщикову относился плохо, а он был человеком старой закваски, чинодралом. Белан и Вайсберг приходили в мартеновские цеха ежедневно, иногда в 12 часов ночи, и Гудовщиков всегда их ждал, не уходил. К нему стали относиться как к чудачку.