Женщины Кузнецкстроя - страница 40

стр.

...Штаб по расформированию медицинских работников находился в Австрии, примерно в 40 км от Вены. Мы поехали туда, чтобы демобилизоваться. А начдив мне сказал, что меня не демобилизуют, потому что я фельдшер-лаборант, а здесь много госпиталей, и лаборанты нужны клинические анализы делать, продукты обследовать. Он дал такую бумагу, чтобы, если не демобилизуют, вернуться снова в свою дивизию.

И когда со мной стали беседовать, сказали, что меня демобилизовать не могут, что я должна работать в Вене, в госпитале, который там будет еще долго, вместе с центральной группой войск. Так я там давай реветь, что я хочу домой, в Сибирь, — и, пожалуйста, меня отпустите в родную дивизию (я знала, что они должны выезжать в Союз). Меня уговаривали, уговаривали:

— Да ты что, да ты будешь в Вене жить, да ты здесь 10 лет проработаешь, — и тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. Есть у тебя жених?

— Нет, я его похоронила.

— И жениха тебе здесь найдем!

— Нет, я только в ту дивизию.

Приехала в ту дивизию. Там говорят:

— Ревет как белуга, пусть едет в свою Сибирь.

В общем, из Венгрии мы выехали под Пятигорск. Стояли в Горячеводске, стали открываться санатории, я опять:

— Хочу в Сибирь!

Всех демобилизовали, осталась я одна в минометном полку из девушек. Ну, и демобилизовалась, конечно.

Приехала — ни кола, ни двора. Ничего у меня не было. Вот я сейчас на девочек смотрю у меня к ним белая зависть.

что они могут так красиво одеваться. Потому что в то время, когда я могла ножки свои красивые показать, я ходила в кирзовых сапогах. На нас же смотрели и все видели, какие мы красивые. У Симонова есть такие слова (стихотворение "Сын"), примерно: "Да я ее и не видел в платьях. Все больше в сапогах кирзовых, санитарной сумкой, на дорогах войны, где орудия бьют во всю глотку. В чем красоту ее увидел, — в том как вела себя смело, может, в том, как любить умела. А что очень любила — так это так. Что было, то было, хотя он и не скрыл, что женат..."

Вернулась с фронта — пришла в райком, военный отдел, который помогал фронтовикам устраиваться на работу и с жильем. Мне дали направление в пятую больницу — поближе к дому.

Я отдала гуда документы и пошла вставать на партийный учет. Со мной беседовал секретарь райкома, и когда он сказал:

— Может, вы останетесь у нас работать в партийных органах? — я ответила:

— Я ничего не умею делать, кроме как перевязывать раненых. И я сама этот вопрос решить не могу, мне надо посоветоваться с папой.

Ну. что — мне было всего 21 год. По теперешним временам — ребенок. Когда я папе сказала:

— Вот, папа, так и так.

Он мне ответил:

— Знаешь что, дочка, даже если тебе уборщицей предложат в райкоме партии работать, ты должна согласиться. Туда не каждого приглашают.

И гак я стала работать в Куйбышевском райкоме партии.

В 1949 году меня направили в Совпартшколу в Новосибирск. После ее окончания в 1952 году я вернулась в свой любимый город и стала работать в Кузнецком райкоме партии зав. отделом пропаганды. Ездить было очень тяжело. Из Куйбышевского района на двух трамваях добиралась до места работы и не дай бог опоздать. Я была готова уйти куда угодно.

И тогда мне предложили перейти в Орджоникидзевский райком партии заместителем заведующей отдела пропаганды. 10 лет проработала я там. Потом меня пригласили в горком партии инструктором — консультантом в Дом Политпросвещения.

Потом меня избрали председателем горкома профсоюза работников культуры. Это был 1973 год. И я смеялась :

— Наконец-то я добралась до своей культуры.

Мечтала стать актрисой, — добралась до учреждения культуры. Они мне по духу были настолько близки, что мне не составляло большого труда наладить с работниками культуры хорошие деловые и дружеские взаимоотношения. Я их всех любила — и краеведческий музей, и музей искусств, а театр особенно, потому что коллектив у них очень сложный, очень сложный. Вообще в культуре всегда собираются сложные коллективы, а в театре тем более. Но я их всех любила и до сего времени люблю. И я считаю, что в этом мне повезло. На моем пути всегда встречались хорошие люди и меня принимали и понимали. И я всегда всем желала того, что могла пожелать себе.