Женщины на русском престоле и вокруг него - страница 15

Но все это будет позднее. Сейчас же Анастасии было четырнадцать лет, а ее жениху — семнадцать, он еще не был «Грозным» и мог внушать любовь. Молодой Иван IV был хорош собой: высокий, атлетически сложенный юноша с красивым орлиным носом и небольшим твердым ртом. Внешняя привлекательность царя сохранялась довольно долго, и хотя благообразие не отражало его внутренней жестокости, внимательный наблюдатель замечал одну существенную деталь — постоянно бегающий взгляд темных глаз. Для менее наблюдательных все затмевало необычайное достоинство, с которым держался государь: царственная осанка была присуща ему с детства.

О внешности Анастасии известно немного, но все современники отзываются о ней как о красавице. Будучи невысокого роста, она обладала правильными чертами лица, длинными густыми темными волосами и, предположительно, темными глазами. Куда больше известно о ровном характере, добром нраве и мудрости царицы, в которой Иван, судя по всему, находил спасение от темных сторон собственной натуры. Он прожил с ней тринадцать лет, в течение которых Анастасия родила ему шестерых детей, но только двое остались живы. Первенец царя, носивший несчастливое для его детей имя Дмитрий, погиб в полугодовалом возрасте из-за трагической случайности во время путешествия в Кириллов монастырь. Когда царское судно пристало к берегу и торжественная процессия ступила на шаткие сходни, они перевернулись, и все оказались в реке. Ребенка, выпавшего из рук няньки, тотчас достали, но он уже захлебнулся. Дочери государя — Анна, Мария и Евдокия — умерли в младенчестве. Вторым сыном был царевич Иван, а третьим — слабоумный Федор. Но, несмотря на все эти трагические обстоятельства (бывшие, впрочем, вполне типичными для того времени в силу неразвитости медицины), царь был искренне привязан к своей первой жене и всецело доверял ей. Постоянное стремление к личному счастью и семейному уюту, впоследствии принявшее у грозного царя — мужа еще семи жен столь уродливые формы, несомненно, было воспитано в нем Анастасией — прекрасной женой и заботливой матерью.

Впрочем, далеко не все было безоблачно в молодой царской семье — жестокий, хоть и не проявившийся пока в полной мере нрав Ивана давал о себе знать. Уже вскоре после свадьбы государь как-то собрался вызвать в опочивальню дежурного боярина. Анастасия смутилась и заметила царю, что не следует вызывать сюда мужчину, когда она, царица, лежит в постели.

— Ты — Настька Захарьина, а я — царь! Захочу — и отправлю в монастырь! — ответил ей Иван.

Много горя доставляли царице и любимые Иваном «медвежьи забавы», во время которых голодные звери разрывали на части обреченных на смерть. Анастасия умоляла царя отменить их, но напрасно. И уж конечно больно ранили Анастасию любовные похождения царя — страстного и необузданного любителя красивой женской плоти. К любовным утехам бояре пристрастили его уже с тринадцати лет, особую же прелесть царь находил в растлении девственниц, хвастаясь английскому коммерсанту Джерому Горсею, что получал подобное удовольствие не менее тысячи раз. Обвинений в безнравственности он не принимал, отвечая просто и цинично: «Аз есмь человек!»

Личность Ивана IV — одна из самых противоречивых в русской истории. Имея за собой государственные заслуги, он затмил их своей жестокостью и остался в памяти потомков именно как «Грозный». Причем зачастую жестокость царя была настолько абсурдна, что объяснить ее одними лишь объективными причинами (зарождение абсолютной, не ограниченной ни боярами, ни законами монаршей власти, которое нигде не проходило без крови — вспомним хотя бы английского короля Генриха VIII) не представляется возможным: без личностного фактора туг определенно не обошлось. Автор множества литературных сочинений, остроумный собеседник и прекрасный оратор, любитель книжной премудрости, собравший великолепную библиотеку, Иван вместе с тем был подвержен грубым суевериям, нелепым и для XVI столетия. Истово религиозный, он уничтожал не согласных с его волей духовных лиц и собственными руками душил своих же незаконнорожденных детей, считая их исчадиями ада. Он всегда стремился иметь семью — и убивал жен; расширял пределы государства — и по одному подозрению совершал карательные походы в собственные города, лишая жизни тысячи подданных. Он мог вступить в оживленную полемику с осужденным на казнь прямо у плахи и искренне обижался, получив нелицеприятный ответ. Истинный тиран, одно упоминание имени которого наводило на многих ужас, царь сам жил в постоянном страхе, был глубоко несчастен и делал несчастными всех вокруг. При этом он безмерно жалел себя — «сироту и мученика». В жалобах царственный страдалец был непревзойденно изобретателен, переходя от высокой патетики к тонкой лирике. Даже такой сухой документ, как духовная (завещание), звучал, украшенный жалобами царя, как поэма: «Тело изнемогло, болезнует дух, раны душевные и телесные умножились, и нет врача, который исцелил бы меня…»