Женщины на русском престоле и вокруг него - страница 30
Царевна приобретает все большее влияние в Кремле: она подолгу находится у постели больного брата, вначале осторожно, а потом все чаще вступает в мужские разговоры, заставляя обратить на себя внимание точностью политических суждений. Даже старые бояре начинают приглядываться к «мужеумной» девице, и политический вес царевны неуклонно растет. Голицын проводит с Софьей все больше времени, они долго и увлеченно беседуют, и идейная близость, как и мечтала Софья, перерастает в телесную. Придворные злопыхатели сплетничают, что некрасивая царевна нужна князю лишь для утверждения собственной власти, и добавляют, что он «присушил» царевну волшебными «травами и кореньями». Но для того чтобы влюбиться в красивого и умного князя, никакого волшебства не требовалось, а Софья тоже могла очаровывать, о чем свидетельствуют иностранцы. В царевне было то, что заменяло красоту: это было обаяние сильной воли и ума. «Насколько стан ее короток и груб, настолько, напротив, тонок и проницателен ее ум», — замечает тайный посланник иезуитов де Ненилль, и его мнение совпадает с суждениями современников-россиян. Царевна Софья в полной мере обладала тем, что сейчас называют «харизмой», а ее характер был очень схож с характером единокровного брата, будущего императора Петра I — те же целеустремленность и кипучая энергия. Именно эти качества будут крайне необходимы Софье в предстоящей борьбе, когда вражда между обоими семействами достигнет такой степени, что речь пойдет уже не об оттеснении враждебного клана от престола, а о его полном устранении.
Царь Федор, унаследовавший тактичность и деликатность отца, старался сохранить мир в своем огромном доме и, чтобы избежать лишних конфликтов, даже приказал устроить отдельные сады для всех враждующих между собой дам. Но по-настоящему приближение грядущей катастрофы почувствовал только один человек — юная жена царя Марфа Апраксина. Изо всех сил пятнадцатилетняя девочка, чей разум не был замутнен ни враждой, пи корыстью, старалась примирить враждующие семейства. Своим бесхитростным сердцем она как будто предчувствовала страшные события, но все попытки «блаженной дурочки» с неудовольствием отвергались обеими сторонами, предпочитавшими готовиться к решительной схватке. Было ясно, что в случае победы Нарышкиных дочерей Марии Милославской, скорее всего, отправят в монастырь, а вот этого Софья допустить никак не могла. Она чувствовала в себе способность править и жаждала не только власти, но и личной свободы. Москва выбрала себе идеалом Византию? Что ж, образованная царевна знает и византийскую историю. Тут можно напомнить о царевне Пульхерии, правившей за больного брата. Царевич Иван был очень слаб и недееспособен, но зато она, его сестра, здорова, умна и решительно настроена. Софья решает стать русской Пульхерией.
Первыми удар нанесли Нарышкины. Не успел скончаться царь Федор, как они, фактически, совершили дворцовый переворот, провозгласив царем десятилетнего Петра в обход сына прежней царицы — шестнадцатилетнего Ивана. Официальных дебатов не было, но Софью при этом поносили как распутницу и еретичку. Сцена, разыгранная Софьей на соборной площади, стала уже ответным ударом. Затем в Москву были засланы люди Милославских, и об отравлении (удушении) царя Ивана говорилось повсюду. Впрочем, хотя выступление Софьи и агитация Милославских произвели нужный эффект, не это стало основной причиной сокрушительного восстания, захватившего не только Москву, но и другие города. Возглавившие его стрельцы и солдаты московского гарнизона волновались еще при жизни царя Федора, требуя оградить их от «нестерпимых обид» временщиков. Годами войскам не выплачивалось жалованье, а это было опасно во все времена. Кинутая же Софьей фраза об опасности, угрожающей царским сиротам, позволяла восстать под лозунгом их спасения и тем самым придать бунту оттенок легитимности. Наконец, все прекрасно понимали, что за спиной мальчика Петра будут править бояре, а шестнадцать лет его старшего брата и законного наследника Ивана считались в те времена достаточно зрелым возрастом для правителя. О болезненности и слабоумии царевича в народе почти не знали.