Женские лики Столетней войны - страница 20

стр.

Из заточения королева внимательно следила за успехами Генриха. Первая половина 70-х гг. стала вершиной его могущества. Ресурсы государства Плантагенетов, включавшего Англию и Западную Францию, были настолько велики, что он оказался самым сильным монархом Европы. Германские князья посылали к Генриху агентов, рассматривая его как возможного преемника Барбароссы в качестве императора Священной Римской империи.

Но сами успехи короля таили в себе зародыш упадка и будущих бед.

Сыновья, желая немедленно получить свою долю огромных владений Плантагенетов, единым фронтом выступили против отца.

Современник событий Ричард из Ховдена так описывал происходящее: «Все королевство Франция, король, сын короля английского, брат его Ричард, граф Пуату, Джеффри, граф Бретонский и почти все бароны Англии, Нормандии, Аквитании, Анжу, Бретани поднялись против короля Англии, отца, и опустошили его земли со всех сторон огнем, мечом и грабежом. Они осадили и взяли штурмом его замки, и не было никого, кто пришел бы ему на помощь… Похоже, сбылось пророчество Мерлина, говорившего, что детеныши льва восстанут против него».

И все же король победил, мятеж закончился.

Во время этого противостояния от какой-то острой болезни умер Генрих Молодой Король; на турнире, затоптанный лошадьми, погиб Жоффруа Бретонский.

История не оставила сведений о горе Алиеноры, но можно ли сомневаться, что страдания заточенной матери были беспредельны? Скорбел и Генрих – не только как отец, но и как государь, мечты которого об Анжуйской империи рушились. Но у него оставалось еще два сына: Ричард и Иоанн. Первый рано обнаружил те пылкие амбиции, которые искушали его старшего брата, и был настроен к отцу непримиримо. У его ненависти было два имени: Алиенора и Аделаида.

Все надежды Генриха сосредоточились на младшем, любимце отца Джоне.

После смерти Людовика VII в лице его сына Филиппа II Августа Генрих приобрел еще более опасного и деятельного врага.

На протяжении своего 43-летнего правления Филипп ни разу не пропустил кряду двух весен без того, чтобы не затеять войну с английским королем или его баронами. Все его мысли и все действия были направлены против этих опасных вассалов, дерзавших владеть во Франции втрое большим количеством земель, чем их сюзерен-король. Цель, к которой он стремился, состояла в том, чтобы отвоевать все континентальные владения и заточить анжуйских королей на туманных островах их Англо-Нормандского королевства.

Нормандия была искренне предана Плантагенетам, но бретонцы и аквитанцы их не любили, жаждали независимости и были готовы воспользоваться первым удобным случаем, чтобы отделиться. Тактика Филиппа Августа заключалась в том, чтобы поддерживать мятежников. Он объединялся с сыновьями против отца, с братом против брата, с племянником против дяди. И не будь этих внутренних раздоров, весьма возможно, что могущественная империя Плантагенетов уничтожила бы французскую королевскую власть, ничтожные владения которой она теснила со всех сторон.

Генрих скончался в замке Шинон на пятьдесят восьмом году жизни и тридцать шестом году правления, оставленный всеми, кроме Уильяма, сына от Розамунды. С ужасной тоской он сознавал свое одиночество. Как сообщает Джеральд Уэльский, при последней встрече он поцеловал Ричарда и глухо произнес: «Молю Бога, чтобы Он не дал мне умереть, прежде чем я отомщу тебе».

«Его царствование было замечательно, – отмечал У. Черчилль. – Его усилия организовать обширную анжуйскую державу свидетельствуют о его возвышенном уме, и не он был виной ее распада; его законодательство пережило века. Он нашел королевскую власть униженной, а оставил ее настолько сильной, что она сумела вынести испытания двух неудачных царствований и революции. Этот тиран, которого так страстно ненавидели при жизни и обвиняли после его смерти, тем не менее занял одно из первых мест среди великих основателей английского государства».

Тотчас по кончине Генриха II Ричард отправил своего доверенного освободить мать. Но тот нашел ее уже освобожденной, в королевском дворце, «более величественной, чем когда-либо». 67-летняя Алиенора за время заточения много передумала, переосмыслила и, можно сказать, выковала себя новую – многоопытную советчицу сыновей, мудрую законодательницу, покровительницу слабых и сирых.