Жертва любви. Геометрическая фигура - страница 26

Так рассуждала я по дороге домой, где мне пришлось срочно переодеваться под ресторанный стиль. Машину я поставила в гараж, прекрасно понимая, что в «Рице» мне придется уступить кавказской настойчивости Бадаева и выпить фужер-другой хорошего вина. За обратную дорогу я не беспокоилась: Ваха — истинный джентльмен и доставит меня в любую точку города.

Ровно в шесть вечера я вышла из такси на улице Грибоедова, где располагался искомый ресторан.

На удивление легко распахнув, казалось, массивную дверь, я столкнулась с вышибалой, одетым в традиционный горский наряд. Оценивающе оглядев меня, он вдруг преградил мне путь:

— Одиночек не обслуживаем. У нас порядочное заведение.

Интересно, он что, принял меня за «ночную бабочку»?

— Меня ждут! — кивнула я на выходящего из зала в вестибюль Ваху — импозантного седовласого мужчину в дорогом итальянском костюме, ослепительно улыбающегося и протягивающего мне букет алых роз.

— Пшел вон! — сквозь зубы бросил он вышибале, поцеловал мне руку и принял мое демисезонное пальто.

Вышибала теперь уже с нескрываемым интересом смотрел в нашу сторону. На его лице был написан немой вопрос: «Кто же эта девчонка, перед которой раскланивается сам Ваха?» Я откровенно расхохоталась, глядя на швейцара.

— Что смеешься, дорогая? — с характерным кавказским акцентом спросил всесильный Ваха, отдавая мое пальто подскочившему гардеробщику.

— Анекдот вспомнила. Брежнев очень любил сам водить машину. Однажды он говорит шоферу: «Давай поменяемся!». Так и едут по Москве, Брежнев за рулем, а водила — за пассажира. Один гаишник говорит другому, проводив эту машину: «Е-мое, кого же они везут, если сам Леня за рулем?» Так и сейчас, швейцар от любопытства помирает, кого это ты принимаешь?

Ваха в свою очередь расхохотался. Надо заметить, с самого начала нашего знакомства он просил называть его только на «ты», объясняя, что вежливое «вы» заставляет его чаще вспоминать о своем возрасте. Галантно подав мне руку, он провел меня в глубь зала, где виднелись двери отдельного кабинета.

Бадаев сегодня был явно в ударе: стол ломился от закусок — красная рыба, язык с овощами, черная икра, грибочки во французском соусе, лангусты по-бразильски. О бутылках я уже молчу.

— По какому случаю такое великолепие? — хитро улыбнулась я, усаживаясь на вежливо подвинутое мне лично Бадаевым кресло.

— Обижаешь, Надежда! — широко развел руками водочный король и предводитель местной чеченской диаспоры. — Это пшик по сравнению с моими возможностями. Ты просто неожиданно позвонила…

С минуту он молча накладывал в мою тарелку салаты и закуску. Зная, что я пью, лично откупорил бутылку красного вина, налил в мой фужер. Себе плеснул коньяк и налил в фужер боржоми.

— Арабы больше всего на свете ценят красоту лошади, а потом уж красоту женщины. Мы, кавказцы, прежде ценим красоту женщины, а потом уже лошади. Поэтому и живем дольше арабов. За твою истинно горскую красоту, Надежда! Чтобы ты была рядом со мной еще по крайней мере целый век! — мы чокнулись хрустальными фужером и рюмкой.

Я смаковала букет ароматного вина:

— Ваха, зачем ты пожелал мне сто лет жизни? Видел, недавно показывали по телевидению Изабеллу Юрьеву, певицу русскую, ей в сентябре сто лет исполнилось. Махонькая, сухонькая, страшненькая…

— Надя, дорогая, пока ты подрастешь, изобретут эликсир молодости, я его тебе подарю, и в сто лет ты будешь выглядеть как сегодня! — улыбался Бадаев.

Прекрасно зная обычаи кавказцев, я не спешила говорить с места в карьер о цели своего визита. С гостеприимным хозяином надо сначала отдохнуть, поболтать ни о чем, только потом, когда он сам захочет, перейти к делу. Так произошло и в этот раз. Накушавшись шашлыка, запив его многократно фужерами вина, станцевав несколько танцев в полупустом зале, мы устало опустились в кресла у своего столика.

— Хочу кофе! — потребовала я.

Ваха подозвал официанта, что-то шепнул ему на ухо. Через минуту две дымящиеся чашки кофе стояли перед нами.

— Что случилось, дорогая? — совершенно трезво спросил меня Ваха, хотя коньяк он пил отнюдь не глоточками.

— Нужна твоя помощь! — просто сказала я, доставая пачку сигарет и закуривая: кофе с сигаретой для меня высшее наслаждение.