Жертвы Сталинграда. Исцеление в Елабуге - страница 42

Однако ни одного человека из Елшанки я не нашел.

Между тем начало темнеть. До смерти устав, грязный, как черт, с пустым желудком, я наконец остановился в одном из подвалов недалеко от большой площади. Это был один из многих подвалов, где умирали от голода тяжелораненые. Врачи и санитары находились тоже на грани полного истощения в борьбе за жизнь своих подопечных. Вчера в Елшанке в это же время я сам был примерно в такой же ситуации и добрым словом пытался утешить того или другого раненого, больше я ничем не мог им помочь. Сейчас же я так устал, что не было сил даже говорить. Я молча наблюдал, как группа врачей при тусклом свете свечи возилась с каким-то раненым.

Отдохнув немного, я вышел на улицу.

Занимался новый день.

Это было 26 января 1943 года, три дня спустя после моей последней поездки в Гумрак.

«Стоит ли мне еще лазить по развалинам? — подумал я. — Так можно и погибнуть».

И тут я вспомнил о своих старых сослуживцах из Городища. Не лучше ли разыскать их, вместо того чтобы бесплодно бродить по руинам?

От вокзала, где я находился, до Городища было километров десять. Если идти вдоль Татарского вала, я выйду прямо к дивизионному медпункту. На это потребуется три-четыре часа.

Итак, в Городище. Теперь у меня появилась новая цель. Я приободрился и зашагал к окраине города. Миновал центральный район, и вскоре прямо передо мной раскинулась снежная равнина. Где-то справа должен был находиться бывший аэродром. В сентябре прошлого года, возвращаясь с Вертячего, я пережил на этом аэродроме налет Яков. Тогда Н-ская пехотная дивизия вбила узкий клин в оборону противника в районе Волги.

Какие большие изменения произошли с тех пор! В ту зиму, а она была тоже очень суровой, я нисколько не сомневался в нашей победе на Волге. «Войска вермахта победной поступью прошли не одну тысячу километров, — рассуждал я тогда. — Так почему же фортуна изменит нам здесь, в этом городе?» Так думал я в прошлом году, проезжая эти места на своем велосипеде. Мне тогда и в голову не могло прийти, что через год я буду плестись пешком по этой же самой дороге, разбитый и обессиленный.

Степь была огромным кладбищем. То тут, то там я видел трупы. Эти солдаты перешли в мир небытия. Трупы заносило снегом, получались маленькие холмики. Некоторых погибших снег еще не успел запорошить, и они лежали в страшных позах на дне или же на краях воронок. Тут же валялись оружие и машины самых различных марок, обломки мебели, рации, ящики, бочки. Все уже полузанесло снегом. Дорога красноречиво свидетельствовала о паническом отступлении наших войск.

Занятый этими грустными размышлениями, я не сразу заметил, что вокруг меня рвутся мины и снаряды. Но ближе к аэродрому разрывы стали гуще. Опомнившись, я испугался и залег. Скорее всего, это был не заградительный огонь, а артиллерийская подготовка перед наступлением.

Что же мне делать? В это время на дороге показалась машина. Убедившись, что это немецкий грузовик, я вскочил и побежал ему наперерез. Водитель, видимо, заметил меня, так как сбавил скорость.

— Чудак, ты что, к русским захотел? — крикнул мне кто-то из машины. — Мы — последние…

Чьи-то руки помогли мне влезть в машину.

Трудно передать мою радость — это были товарищи с дивизионного медпункта.

— Городище уже двое суток, как занято русскими, — сообщил мне кто-то.

— Радуйся, что мы тебя заметили, — утешал другой.

6-я армия вступила в последнюю стадию своей смертельной борьбы. 26 января противник расчленил ее на две части: на южную, куда входил и центр города, и на северную, где находились Тракторный и другие заводы. Части Красной Армии безостановочно двигались вперед. Земля дрожала от разрывов снарядов. Руины, обваливаясь, засыпали входы в подвалы. Все, что могло гореть, было объято пламенем. Однако никаких следов капитуляции не наблюдалось.

Зато число слухов не уменьшилось. Говорили, что где-то под Гумраком сброшен немецкий парашютный десант — всего несколько сот человек, но вооруженных какими-то особенными пулеметами и огнеметами, сжигающими все на своем пути. Болтали, что этот отряд освободит территорию, куда будет выброшена эсэсовская дивизия. Авиация пробьет брешь, через которую прорвутся две тысячи танков. Утверждали, что фюрер не оставит 6-ю армию. Нужно набраться терпения, подождать несколько дней, может быть, несколько часов, и придет долгожданное освобождение.