Жестокие вкусняшки - страница 20
Слава богу, она нас не заметила и пропала из виду. Я хотела снова обратиться к маме и выдвинуть новые аргументы против Джеральда, но тут в коридор вышел сержант Векслер, потягивавший какой-то напиток из пластикового стаканчика. Его появление вызвало у меня вспышку гнева, я ощущала предательство. Я осознавала, что такая реакция противоречит здравому смыслу. Мы совсем не знали друг друга. Он не мог меня предать. Но тем не менее я испытывала такие чувства.
– Сейчас вернусь, – бросила я маме.
Она посмотрела на меня в ответ и кивнула:
– Ну наконец-то. Спасибо, дорогая. Вы с отцом всегда лучше меня справлялись с такими делами.
Я сдержала себя, чтобы снова не завести разговор об отношении папы к Джеральду. На полпути по коридору позвала сержанта Векслера. Окликнув его, я поняла, что от моих шагов разносится гулкое эхо. Я пошла медленнее и заставила себя успокоиться:
– Я могу поговорить с вами?
Он замялся. Я видела какую-то борьбу в его прекрасных зеленых глазах.
Прекрасных глазах?! Эта мысль раззадорила меня еще больше.
– Прошу прощения, мисс Пейдж, но я пока не готов говорить с вами и вашей мамой.
Он изобразил улыбку, которую, вне всяких сомнений, ежедневно дарил каждому, с кем имел дело. Такую милую, дружелюбную и прохладную. Раздражение продолжало нарастать во мне.
– Тогда позвольте нам увидеться с Барри. Я уверена, что он шокирован происходящим, и к тому же эта встреча поможет моей маме прийти в себя.
– Мисс Пейдж, я знаю, вы не в курсе, как вся эта система функционирует, но поверьте мне…
– Меня зовут Фред, а не мисс Пейдж, – прошипела я в полной уверенности: что бы он ни сказал, я все равно была бы в бешенстве. Назови он меня Фред, я бы и за это оторвала ему голову и заставила бы называть меня мисс Пейдж. Но мне было уже все равно. – И, быть может, вам не говорили, но мой отец был детективом. Поэтому уж кто, как не мы с мамой, как раз-таки в курсе, как функционирует система. И я прекрасно знаю, что вы могли бы ускорить процесс, если бы были заинтересованы в этом. Сама мысль о том, что Барри может быть причастен к убийству, абсурдна! Это вам подтвердит любой, кто провел в его обществе больше двух секунд. Если вы подозреваете, что он замешан в этом деле, значит, вы просто некомпетентны!
Так, кажется, это было зря. Я редко выходила из себя, но красота сержанта вызывала у меня желание размазать его по стенке. Ну или поцеловать. Что также усиливало желание размазать его по стенке.
На удивление, когда он заговорил, в его голосе не звучала обида.
– Барри Адамс был детективом? Мы точно говорим об одном человеке, Фред? Я, может быть, и не так давно живу в Эстес-Парке, но уверен, что я бы знал об этом.
Нет, обиженным он точно не был, скорее изумленным. Что бесило не меньше.
– Так, еще раз. Я уже говорила об этом утром. Барри – мой отчим, а не отец. Очевидно, что, если вы не в состоянии усвоить такую простую информацию, вам ничего не стоит беспочвенно обвинить Барри.
Я, конечно, понимала где-то в глубине души, что если бы папа слышал, как я разговариваю с полицейским в таком неуважительном тоне, то получила бы от него нагоняй. Ну или он катался бы по полу от смеха.
Глаза сержанта Векслера, сверкая, внимательно наблюдали за мной, что вызывало раздражение. Он изучал меня, а затем продемонстрировал одну из своих дурацких обворожительных улыбок. Продолжая потягивать напиток, сержант открыл дверь в одну из пустовавших комнат недалеко от нас:
– Ну, что ж, почему бы вам не научить меня правильно выполнять мою работу?
Я вошла в комнату, дождалась, пока он закроет дверь, и подошла к столу. Садиться я не собиралась.
– Во-первых, сержант Векслер, ваш сарказм здесь совершенно неуместен.
Он ухмыльнулся:
– Брэнсон, пожалуйста.
– Что?
Он пожал плечами:
– Вы же хотели, чтобы мы называли друг друга по имени.
Я уставилась на него:
– Вы что, заигрываете со мной? – вырвалось у меня.
Он хотел что-то сказать в ответ, но передумал и затем пожал плечами.
– Я не отвечаю за то, как вы интерпретируете мои слова, Фред.
Я схватилась за край стола. Стол не шелохнулся. Привинчен, наверное, к полу. К счастью для нас обоих. Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Очевидно, что мой гнев никак не мог помочь Барри.