Жестокий рассказ - страница 4
— На кой черт ты собираешься это делать? — спокойно спросил Рекс.
— Не знаю. Я как раз размышлял, нужно ли, — ответил Бадди и положил ножницы на стол.
— Этот портрет обошелся мне в две с половиной тысячи долларов, — заметил Рекс.
— Сумма меня не волнует, — сказал Бадди, возвращаясь к своему набивному стулу, на котором так и просидел почти весь вечер.
— Надо полагать, этот портрет принадлежит кисти хорошего мастера, не потому что он мой, а потому что художник хороший. Умер в прошлом году. В печати о нем были лучшие отзывы. Он редко писал портреты.
— И ты дал ему сто долларов, чтоб он поиграл для тебя, — вставил Бадди.
— Примерно так, — продолжал Рекс. — Я услышал о его денежных трудностях и дал ему работу. Нанял его. И платил сам, а не студия. Специалисты высоко оценили эту его работу, а ты собирался уничтожить ее, и, не подозревая, как она близка к настоящим произведениям искусства. Ты хотел, я понимаю, изрезать меня. Зачем?
— Потому что ты обманщик. Облачился в форму…
— Я хорошо получился в ней. Она придала портрету строгость, близкую к академической. Если бы моим боссом был Джон Форд, эта работа, возможно, завоевала бы премию Оскара.
— К черту! Тебе просто хотелось видеть себя в этой форме каждый день, — оборвал его Бадди.
— Частично да. Но мысль облачиться в мундир пришла только, когда я повстречал Бена Лейзенринга, автора портрета.
— Ты его пожалел, — тихо сказал Бадди.
— В какой-то мере, но, когда он приходил сюда, я уже не испытывал подобного чувства. В своем деле он был как ты в своем и даже лучше: он не производил впечатления разочарованной плаксы. Всякий раз он отказывался от бутылки «Мартеля» и уходил трезвым, хотя и знал, что умирает. Приходил он ко мне пять раз в неделю на протяжении почти двух месяцев.
— Наверное, на остальные два дня ты давал ему по бутылке, — вставил Бадди.
— Так оно, пожалуй, и вышло.
— Такая же проститутка, как я.
— Не залезай на одну ступеньку с Беном Лейзенрингом.
— Как проститутку или как человека, что ты имеешь в виду? — спросил Бадди.
— Как человека, как представителя искусства.
— И где же, по-твоему, мое место? Рядом с тобой?
Рекс улыбнулся.
— Где-то около. Тебе, Бадди, далеко до таких, как Джо Салливан. Я знаю твою причину отказа от исполнения «В тумане». Бикс не только играл, но и писал. Ты слышал что-нибудь о Чарли Доузе?
— Да. Он играл у Уайтмена на «теноре».
— Кто же теперь обманщик? Он был вице-президентом США.
— Значит, я подумал о каком-то другом Чарли.
— Хотел показать, что все знаешь. Хотел блеснуть. Никакого другого Чарльза Д. Доуза нет: есть один, и он был вице-президентом. — Рекс подошел к пианино и проиграл одним пальцем дюжину нот. — Узнаешь?
— «Все в игре». Томми Дорси сделал из нее маленькую пьеску, — ответил Бадди.
— Правильно, но мелодию написал Чарльз Д. Доуз — вице-президент Соединенных Штатов.
— Бог с ним. Что с этого? Его имя напомнило мне другое: Руби Блум. Знакомо тебе?
— Ты спрашиваешь так, будто заранее уверен в отрицательном ответе. Если ты имеешь в виду того самого, который написал «Сапфир» и «Монолог», то я слышал о нем. Ты, Бадди, просто брюзга, любящий спорить и не соглашаться с фактами.
— Я знаю об этом и о том, что приглашен сюда в качестве шута развлечь тебя. Ты, Рекс, груб с людьми.
— Не знаю за собой ничего подобного, кроме того, что получил настоящее удовольствие за первые полчаса.
— Как зовут ту, что предназначена мне?
— Не имею понятия.
— А если она мне не понравится?
— Сиди с ней и пей.
— А вдруг мне приглянется Сандра?
— Все равно будешь сидеть с той и пить: Сандру я тебе не отдам.
— Теперь я вас понял, мистер Синклер: вы покупаете только хорошее — будь то девушка, музыкант или художник.
— Просто у меня так получается, — ответил Рекс. — В своих догадках ты всегда бродишь где-то рядом с действительным положением вещей. Кажется, машина Сандры. Слышишь? — Рекс взял фонарик и вышел из дома.
Он возвратился, держа обеих девушек за плечи.
— Девочки, это мой приятель, мистер Лонгден, большой человек по части поставок пианино. — Рекс подвел девушек к Бадди. — Это Сандра, а ее зовут Карен. — Он кивнул в сторону новенькой. — Выпьем, девочки. Твой вкус я знаю, Сандра, а Карен?