Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском - страница 19
«А ведь он выберется! – мелькнуло у меня в голове. – Иначе это не был бы Успенский! Он ведь к этим лошадиным силам, что есть в «Жигулях», добавит ещё и свои!»
И тогда, повернувшись к остальным «толкачам», я горячим шепотом сказал:
– Давайте не толкать машину вперёд, а наоборот – тянуть её назад!
Такому тайному сговору и гнусному предательству ничего не мог противопоставить даже неуёмный, не признающий поражений Эдик.
Ещё час «Жигули» и Успенский объединёнными усилиями пытались выбраться из ловушки, но глубокие сугробы и крепкие руки друзей объединёнными же усилиями не оставляли даже слабой надежды на это. И наконец… – Очевидцы! зафиксируйте этот уникальный случай! Историки! своим научным авторитетом подтвердите истинность произошедшего! Летописцы! с красной строки, заглавными буквами отметьте это событие! – … наконец Эдик вылез из машины и обескураженно признал своё поражение:
– Да, видно не получится сегодня никуда поехать!
Так скромный труженик пера и кисти, ваш покорный слуга спас жизнь великому детскому писателю, дав возможность читателям насладиться теми произведениями, которые тот не написал бы, замёрзни он в морозную снежную ночь где-то посреди поля в кабине своего заглохшего автомобиля.
…Предшествующий абзац прошу считать официальным обращением в различные издательства с просьбой отчислять мне определённую сумму от гонорара, причитающегося за переиздание вышеуказанных книг.
А каков был этот «вечный двигатель» в работе?
Это был чудо что за двигатель! Он не гудел, не дымил, не пах жжёной проводкой. Работать с ним было одно удовольствие! Искрить он принимался только в тех случаях, когда его сотоварищ по общему делу начинал отлынивать.
Вообще, сам большой фантазёр, Успенский всячески поддерживал, поощрял выдумку, нестандартные решения у других. Так в первом издании «Школы клоунов», которую я иллюстрировал, появились игры, «Переменки», необычные колонцифры.
Это было время, когда осторожные редакторы опасались чего-то нового. Но, во-первых, не все редакторы были такими: худред Аня Сапрыгина подобное только поддерживала. А во-вторых, если придумка Эдику нравилась, то можно было быть уверенным, что он уговорит, убедит колеблющихся, защитит, «пробьёт» идею. В этом можно было не сомневаться. И это рождало желание выдумать что-нибудь «этакое», удивить читателя, да и автора тоже.
На похвалы Успенский не скупился, держа художника-иллюстратора своей книги в бодром, раскрепощённом состоянии. Но если тот вдруг начинал (как у меня бывало) на что-то ещё отвлекаться – громы и молнии обрушивались на голову несчастного. Не хочу даже вспоминать об этом. И не уговаривайте.
Мне повезло отчасти наблюдать, как Эдик работает.
В то время он как раз дописывал «Школу клоунов». Мы жили не очень далеко друг от друга и Успенский частенько по дороге к нам заезжал. Он любил расположиться на светлом, покрытом лаком паркетном полу и сделать несколько деловых звонков (ещё раз напомню, что мобильников тогда не было), после чего мы садились выпить чайку, за которым Успенский, радуясь, рассказывал что-нибудь новенькое из того, что он придумал для книги.
Казалось бы, выдуманные герои, ситуации в книгах Успенского не имеют ничего общего с реальной жизнью. Но это не так. Эдик очень внимательно всматривался во всё, что его окружало, поэтому его книги при всей их «придуманности» пронизаны живыми, подсмотренными в жизни нотками.
Привожу пример.
Наша семья состояла тогда из четырёх человек: мы с женой, наш сын Антон и его бабушка, моя мама. Как-то за очередным чаепитием она стала рассказывать Успенскому о своём времяпрепровождении с любимым внуком. Мол, Антон, когда вырастет (а ему тогда было шесть лет), хочет стать лётчиком. И она, бабушка, объяснила ему, что лётчик должен быть выносливым, сильным человеком, и чтобы стать таким, необходимо заниматься спортом. После чего подробно описала свою насыщенную, напряжённую и продуктивную с внуком спортивную жизнь.
А вскоре в «Школе клоунов» появилась «Улица имени бабушки лётчика Антона Семёнова» и эпизод на эту тему. В дальнейшем, правда, фамилия Семёнов была автором заменена на Симонов, но это уже было связано с межличностными отношениями с художником книги, человеком самолюбивым и, пожалуй, скандальным.