Жиль и Жанна - страница 14
И, не дожидаясь ответа, он повлек за собой Бланше, который никак не мог прийти в себя от случившегося. Так как новый знакомец беспрерывно говорил, аббат быстро узнал о нем довольно много. Ему было двадцать лет, и он родился в Монтекатини, в Луккской епархии. Он был клириком, в духовный сан его посвятил епископ Ареццо, а во Флоренции он изучал поэзию, геомансию и алхимию. В настоящее время он состоял в свите епископа Мондови, знал Флоренцию как свой карман, и обладал умением и способностью усмирять сомнительную породу людей, постоянно беспокоящих жителей простонародных кварталов города. В этом аббат только что убедился на собственном опыте. Спустя несколько минут они вместе вкушали в местной траттории изысканный ужин за счет скромных сбережений Бланше, спасенных бесцеремонным молодым клириком. Расплатившись, тот принялся любовно поглаживать кошелек святого отца, а затем расхохотался:
— Не забредайте больше так неосмотрительно в городские тупики! Видите, как нам пригодился ваш кошелек!
Из чего Бланше заключил, что у молодого человека не было ни лиара, и про себя подивился, что столь хорошо одетый юноша, да еще в сопровождении двух слуг, оказывается, не имеет средств к существованию.
Они расстались, договорившись встретиться завтра. Последующие дни они провели вместе. Прела стал наставником и покровителем простодушного француза, который постепенно оказался полностью под его влиянием. Прела раскрывал перед ним красоты и тайны Флоренции, бывшей в то время одной огромной строительной площадкой, где над сооружением дворцов и церквей трудились архитекторы, художники и скульпторы.
Триумфальным возвращением из Венеции Козимо началась эра Медичи. Но кто же были эти Медичи? Прежде всего денежные люди, банкиры, поднаторевшие в различных незаконных операциях, ростовщики, ссужавшие деньги под проценты и векселя. Их энергия должна была принести Тоскане невиданное доселе процветание. Бланше даже посчастливилось принять участие в церемониях, роскошь которых ослепляла всю Европу. 6 июля под председательством Козимо собрался экуменический собор, где присутствовали папа Евгений IV, император Восточной Римской империи Иоанн VIII Палеолог и Иосиф, патриарх Константинопольский.
Эти трое духовных и светских князей, отягощенные золотом, обоняющие фимиам и мирро, прошествовали по улицам города до самого Собора. Сей необычайной пышности кортеж напомнил народу о шествии волхвов в Вифлеем. Именно с этого времени во Флоренции началось особое поклонение волхвам, запечатленное на полотнах Беноццо Гоццоли и Фра Анджелико.
— Так в чем же суть эпизода с волхвами из Евангелия от Матфея? — рассуждал Прела. — Заметьте, что в отличие от пастухов, кладущих перед яслями молоко, хлеб и шерсть, то есть скромные и полезные дары, волхвы дарят младенцу Иисусу мирро, ладан и золото, то есть предметы, обладающие неизмеримо большей стоимостью, но бесполезные и олицетворяющие бесцельную роскошь.
И так как Бланше попытался протестовать, он поспешно добавил:
— Впрочем, потом Иисус напомнил о значимости этих великолепных излишеств. Вспомните: в доме Симона прокаженного Мария Магдалина смазывает ему голову очень дорогим душистым маслом. Апостолы возмущены подобной расточительностью, но Иисус сурово одергивает их: разве почести для Сына Божьего могут обходиться слишком дорого?
И, увлеченный этой мыслью, Прела с жаром продолжал:
— Имейте золото, золото и еще раз золото, и все остальное будет дано вам в избытке: гений и талант, красота и благородство, слава и наслаждения, и даже, что само по себе невероятно, бескорыстие, великодушие и милосердие!
— Эй, полегче, довольно! — запротестовал Бланше, задыхаясь от возмущения.
— И не забудьте про науку, достойный отче, науку, открывающую все двери, все сундуки, все денежные сундуки…
— Я и так ослеплен тем, что вижу вокруг, какой вам прок еще и оглушать меня подобными сумасбродными речами? Бедность не порок, черт возьми!
— Бедность — мать всех пороков.
— Прела, друг мои, вы богохульствуете!
— Если бы я запер вас в клетке со львом, вы предпочли бы, чтобы зверь был сыт или голоден?