Жил на свете рыцарь вредный - страница 4
«Ой, добрый сэр рыцарь, только не трогай нас, ну пожалуйста! Верно, ваша принцесса самую чуточку мертвенькая, только мы в этом не виноватые! Она померла от ужасненькой болезни, которую так легко подхватить в драконьих пещерах. Бедняжечка подцепила ее, померла и чуть без головы не осталась, и все это в считаные мгновения. И я, добрый сэр рыцарь, пошел на хитрость только ради того, чтобы такой здоровский парень, то бишь ты, не погиб от той же заразы!»
Некоторое время рыцарь перемалывал сказанное твоим прадедушкой в убогой мельнице, которую приматы называют рассудком, а потом сказал:
«Что-то не верится мне в такие болезни, от которых у принцесс отваливаются головы, а к ночным рубашкам липнут сосновые иголки и смолистые ветки. Отважусь предположить, дракон, что это ты запорол ее насмерть вечнозелеными сучьями, а теперь пытаешься отвадить меня, запугав опасностью для моей собственной жизни. Но к несчастью для тебя, подлый убийца, я готов шагнуть в самые челюсти смерти, дабы исполнить свой долг и поквитаться с тобой за сосновую погибель этой несчастной. Итак, невзирая на опасность для себя лично, я твердо намерен исцарапать твои чешуи. Готовься же к встрече с моим бесскверным клинком…»
И так далее без передыху.
«Во имя Когтистого, — сказал себе твой прадедушка, — вот уж зануда так зануда! Кого угодно насмерть языком уболтает…»
И при всем том он не сомневался, что сэр Либогран, этот самовлюбленный болтун, словами не ограничится, но очень даже скоро перейдет к делу. Собственная шкурка, любимая и такая родная, отнюдь не успела ему надоесть, и, желая еще некоторое время удержать ее на себе, папа папы твоего папы решился еще на один изобретательный ход.
«Ну хорошо, — сказал он рыцарю, — ты прижал меня к стенке. Самая что ни есть правдивая истинная первопричина, по которой я не могу допустить тебя в свою пещеристую нору, состоит в том, что иначе, хочу я того или нет, мне придется исполнить три ужасно ценных твоих желания! Ибо я — уникальнейшее и незапамятнейшее существо, волшебный дракон желаний. Скажу тебе даже больше: твоя принцесса и оказалась-то вся в иголках, покуда карабкалась сюда ко мне, ради того чтобы вытребовать у меня исполнения тех самых желаний, а я из последних печенок удерживал дверь, в которую она со всей дури ломилась. Она и башку-то себе повредила, когда, не слушая моих уверений, что я, типа, весь вымотался от долгого перелета и не гожусь для исполнения всяких разных желаний, — так она хвать, понимаешь, свою корону и ну меня бить, чтобы я был посговорчивее. Грубая, короче, принцесса попалась, вроде бы тощенькая, а силы!.. Да и корона, похоже, туговато сидела, вот она шейку себе и поломала, пока ее стаскивала, отсюда и безжизненность, и прискорбная безголовость…»
Выкатив такую зубодробительную версию, деточка, твой прадедушка сам увлекся собственной выдумкой и продолжил:
«Тем не менее, хоть я и отбивался от венценосной охотницы до желаний, во имя чести моих червемагических собратьев, коли уж тебе удалось взять меня тепленьким, сэр Либогран, прямо в моем логове, — что ж, знать, придется исполнить тройку вышеупомянутых желаний, только не ее, а твоих. Но законы магии требуют, чтобы, прошептав оные желания мне на ушко, ты убрался бы как можно подальше, самое лучшее — в другую страну, и не приставал ко мне больше, дабы я мог невозбранно предаться неторопливой магии претворения, а она порой столь медлительна, что произнесение и воплощение желаний разделяют иногда целые годы…»
Либогран долго-долго стоял, погруженный в раздумья, и в итоге сказал:
«Надо мне убедиться, что я вполне правильно тебя понял, червь. Стало быть, ты утверждаешь, будто являешься волшебным драконом желаний и, алкая исполнения неких желаний, несчастная принцесса утратила свою жизнь? Я же, значит, должен шепнуть тебе свои три желания и убраться, желательно в тридевятое королевство, чтобы ты мог наилучшим образом их исполнить?»
«Твоя проницательная прозорливость сравнима лишь с державным блеском твоей брони и телесной мощью, присущей тебе, о сэр, — с готовностью ответствовал твой прадедушка, мой малыш, ибо ему подумалось, что он таки отвертится от участи шашлыка на копье этого безжалостного ездока. — Тебе остается лишь назвать оные желания, и я со всей возможной быстротой облеку их плотью реальности…»