Жили-были… - страница 3

стр.

Принялись тут все хором — и папа, и мама, и сестрёнка — объяснять дяде, что это уже третий конь у именинника. Похохотал дядя на всю комнату и утешает:

— Ничего. Теперь у тебя целый табун будет.

Не успел Петя отнести коня в свой угол, слышит — в дверь кто-то скребётся. Открыли дверь, а там соседка — маленькая Луша. Улыбается Луша и что-то за спиной держит. А когда кончила улыбаться, говорит, как будто стихотворение читает, — наверное, речь свою наизусть выучила:

— Дорогой Петя! Поздравляю тебя с днём рождения.

Вот тебе подарок!

И подаёт… Вы догадались? Подаёт лошадку.

За пять лет Петин табун улыбающихся коней с жёлтыми гривами и чёрными копытами постепенно перевёлся. Перевёлся потому, что хозяин использовал лошадок не по назначению. Он играл с ними в поезд. Прицепит одну за другую — и получается состав. А поезда, как вы знаете, ходят быстро, и с ними хоть и редко, но случаются крушения. Однако кони запомнились Пете потому, что после долго не было дня рождения.

Последний день рождения Петя отмечал в прошлом году. Видите, как получается: человеку прибавляется лет, он переходит из класса в класс, а именины четыре года ему не устраивают. Скучная жизнь.



Так вот, на эти, на последние именины дядя Василий решил ничего не покупать, чтобы опять не попасть впросак, а подарил племяннику фотоаппарат «Фотокор». Это был, в общем-то, вполне исправный, неплохой аппарат. Но вскоре выяснилось, что во всём городе Петя оказался единственным фотолюбителем, владеющим такой камерой, — «Фотокоры» прекратили выпускать задолго до рождения Пети. Дядя и сам удивлялся, как он у него сохранился.

— Шут его знает, — громко рассуждал дядя. — Покупал я его ещё до финской[2], вместе с ружьём. У ружья давно стволы раздуло, а он цел. Бинокль, помню, после войны у меня был, так от него одно стёклышко осталось, а аппарат, смотрите, как новенький.

Насчёт того, что аппарат «как новенький», дядя Василий, пожалуй, преувеличивал. Объектив у него помутнел… Впрочем, дарёному фотоаппарату в объектив не смотрят. Самое главное, «Фотокором» можно было ещё снимать.



В первый же день весенних каникул дядя зашёл за Петей и позвал в детский парк обучать фотоделу.

— Мы там с тобой, Петро, таких сюжетиков нащёлкаем — только держись! Правда, кассет у нас маловато — всего две, но для начала хватит.

Чтобы зарядить кассеты, дядя лёг на диван, а Петя накрыл его сверху одеялами, пальто и папиным охотничьим плащом.

— Засекай, Петро, время, — донёсся из-под этой кучи дядин голос. — Сейчас будет готово.

Через некоторое время дядя уже не так бодро сказал:

— Давненько я не заряжал кассет…

Прошло ещё несколько минут. Под ворохом одежды хрустнуло стекло, и дядя стал ругать кого-то, кто даже пластинку обрезать как следует не может.

Выбрался дядя Василий из-под одеял и пальто не скоро. Увидев его, Петя понял, что заряжать кассеты — непростое дело. По лицу дяди лился пот, указательный палец на правой руке дядя порезал.

— Фу! — сказал он, щурясь от света. — Чуть не задохнулся. Ну ничего, сейчас отдышусь — и пойдём.

В детский парк шли не спеша. На боку у Пети висел объёмистый футляр, в котором лежал «Фотокор» с кассетами. Дядя нёс под мышкой надёжный деревянный штатив.

— Сейчас что, — рассуждал дядя. — У тебя дома электричество, и проявлять и печатать — одно удовольствие. А мы, бывало, проявляли со свечкой в подполье. А печатали фотографии так: возьмёшь в руку штук десять спичек, зажжёшь их и водишь над негативом. Вылезешь из подполья весь в саже, даже в носу копоть. Смех!

Племянник представил дядю, измазанного сажей, и согласился: смех!

Но настоящий смех начался в детском парке…

— Кино снимают! — радостно загалдели мальчишки, когда дядя раздвинул штатив и водрузил на него фотоаппарат.

— Журнал про детский парк будет, да? — допытывался облепленный снегом паренёк. Снег почти весь растаял, и трудно было даже представить, где мальчик его нашёл.

— Какое кино! — возразил другой мальчишка. — Вы, дядя, геодезист, да?

Не дождавшись ответа, мальчишка объяснил другим ребятам, сбежавшимся со всех сторон:

— Они план детского парка снимают, а вы говорите — кино!