Жили у бабуси... - страница 5

  И снова облом. Самый обидный. Юрий женился на девушке на двадцать лет моложе себя и не переставал восхищаться ею даже в присутствии Наташи. Теперь уже по возрасту - Натальи Николаевны. Она понимала, что против его новой жены не имеет шансов. Пришло осознание, горькое, как дух от полыни : сразу не женился, не сделает этого никогда. Он понимал, что она понимает, и перестал что-либо обещать.

  А наведываться не перестал. Теперь приезжал реже, раза три-четыре в год. И те для Натальи Николаевны были праздниками, потому что ничего другого не имела. Да как-то смирилась. Когда надежда жила, тосковала по нему ужасно. А сейчас...

  Надоело все. Устала поедать себя за наивность. За нерешительность настоять на своем. Если бы один раз сказала: "все, терпение лопнуло, или женись, или больше не приезжай!" может, добилась бы своего. Но... Не умела Наталья требовать. Слишком мягкая была. Она и сейчас не "бой-баба". Поздно ей чего-то добиваться. Раньше надо было характер проявлять, сейчас - привыкла. Смирилась. Отупела от боли, что ли. Или надоело терзаться. Другие несчастья заслонили.

  В начале года умерла мать. Как раз на Крещение. Наталья плакала отчаянно, не столько по матери, сколько по себе. Она обиделась на мать, что бросила ее одну. Правда, потом совесть мучила - за эгоизм, да поздно.

  В собственное оправдание вспомнила один эпизод. Однажды, когда еще в школе училась, встретила похоронную процессию на дороге. По обочинам стояли люди, провожая взглядами гроб. Многие женщины, специально вышедшие на улицу посмотреть, утирали слезы. Наташа спросила у матери:

  - Почему на похоронах не только родственники плакали, но и чужие люди? Он же был им никто.

  - На похоронах каждый о своем плачет, - получила в ответ.

  Тогда она не разобралась. Поняла только, когда самой коснулось.

  Мать умерла скоропостижно. Ни с того ни с сего, сгорела за одну ночь. Был человек и - нету. Если бы болела долго и тяжело, Наталья, может, заранее подготовилась бы, привыкла к мысли. Неожиданность подкосила ее под корень. В голове конфликт получился: глаза видели, а сознание отказывалось принимать.

  Последние дни мать ходила с повышенным давлением. Больничный не брала, значения не придавала - не впервой. Вечером, вроде полегчало, взяла санки, пошла на дачу за картошкой и заготовками. Пришла расстроенная: в подвал воры залезли, банки с огурцами, помидорами, салатами утащили. Небось, алкаши местные, кто же еще. Жалко до слез - столько труда и все на чужого дядю. Хорошо, в другой подвал не догадались заглянуть, там картошка и капуста квашеная в бочке. До лета как-нибудь дотянут. А иначе - зубы на полку.

  Легла раньше времени. Ночью разбудила дочь стоном. Потом кричала и металась на кровати. Потом прошептала "умираю" и затихла, только лицо страшно перекосило.

  В затерянное в лесах Иваньково скорая ехала два часа. Фельдшеру ничего не оставалось, как констатировать смерть. В качестве доброго жеста он выправил гримасу на лице матери. И "утешил":

  - Не обижайтесь, что долго ехали, все равно бы не успели. В таких случаях необходимо оказать помощь в течение десяти минут. Мы почти никогда не успеваем. И вдобавок. Если даже удастся спасти пациента, после инсульта он остается парализованным лежачим. Еще неизвестно, что для родственников лучше...

  Это последнее, что Наталья услышала и разобрала. Слова показались мелкими в масштабе ее горя. Отключилась. Дальше была пустота.

  При воспоминании о матери перед глазами вставала картина на погосте. Стоял хмурый, колючий, морозный день. Наталья смотрела на яму, куда опускали гроб и не верила, что все происходило на самом деле. Странная, неестественная тишина окружала. Голова мутная, как во сне. Не помнила, что было до того, и как здесь очутилась. Подняла глаза оглядеться с искоркой отчаянной надежды - вдруг это действительно сон.

  Она находилась где-то в незнакомом месте. Огромное, ровное, белое поле расчерчено оградками на квадраты, внутри которых горбики могил. От занесенных снегом памятников виднелись лишь верхушки, которые как бы вырастали из сугробов. К их навек замершей компании с краю прилепилась могила матери - самая свежая. За ней кусок пока пустого, кладбищенского поля, по которому крутила поземка.