Жилище и пища калмыков Большедербетского улуса - страница 6

Сварившийся калмыцкий чай из котла переливают в особую деревянную посуду, называемую домбо, но и этот комфорт доступен только более богатым. Обыкновенно же разливают чай в чашки прямо из котла. Домбо имеет большое сходство с посудою, употребляемою в западных губерниях для ношения воды и называемую там конва. Домбо бывает до 1 аршина в вышину и внизу шире, чем вверху. Она делается из орехового дерева; обручи, в четыре ряда, широкие бывают на ней из желтой меди, нередко нейзильберные, а иногда и серебряные. Верхний ободок и ручка из того же металла. На 2 1/2 вершка ниже верхнего устья вставляется наглухо дно с несколькими пробуравленными насквозь дырочками. При переливании чая из котла в домбо это дно, заменяя ситечко, не пропускает чайных листьев, но зато препятствует вымыванию этой посуды внутри.

В заключение упомянем о деревянном ковше с длинною ручкою, как необходимой принадлежности каждого котла. Употребление ложек и вилок калмыкам неизвестно, но небольшой нож в кожаных ножнах каждый носит на поясе.

Кроме описанной кухонной посуды, других принадлежностей жизни в кибитках большинства не имеется, разве у кого-нибудь найдется небольшой красный сундучок, много два, в которых вместе с носильным платьем и разными тряпками набожный калмык прячет своих бурханов. Ложе его — сырая земля, застланная сырым войлоком, поношенным платьем и несколькими овчинами. Зато, при всей бедности калмыцкой постели, она всегда находится на почетном месте, в стороне, противуположной дверям кибитки. Нужно, впрочем, заметить, что, по учению буддийского реформатора Цзонкавы (по-болыпедербетскому, Зункобы), духовные не должны лежать на высоком ложе и сидеть на высоком седалище: это с их стороны обет смирения. Вследствие сего в калмыцких кибитках заметно отсутствие столов, стульев и скамеек. Но если в силу такого учения духовенство может иметь только низенькие кровати, то понятно, что простой народ должен обходиться без них. Зато в кибитках владельцев, их родственников и аймачных зайсангов[7] находишь совсем иную обстановку.

Подходя к такой кибитке, издали уже заметно, что она отличается от других чистотою и опрятностью. Ее войлоки не так закопчены и всегда крепки, а вокруг меньше сору и грязи. Серо-желтоватый цвет кибиточных войлоков указывает на примесь в них верблюжьей шерсти, что одно намекает на достаток жильца. Вы не найдете уже здесь кухонной посуды, так неприятно поражающей своим видом и запахом, ибо она находится в другой кибитке, то есть в кухне, отстоящей шагов на 20 далее. Словом, заметно, что вступаем в жилище калмыка — богача и знатного, которому буддийский закон не воспрещает спать на высоком ложе и сидеть на высоком седалище.

И действительно, в его кибитке то и другое находится против дверей и устроено не только оригинально, но и с некоторыми удобствами. Прежде всего, на высоте 3/4 аршинов устраивается дощатая платформа, настолько длинная и широкая, чтобы на ней могла установиться кровать (ширя), а впереди ее оставалось бы место для дивана, который образуется из той же платформы. На импровизированный таким образом диван кладут тюфяк или просто войлочные попоны и накрывают персидским ковром; по концам дивана кладутся круглые подушки в цветных плисовых наволоках, набитые шерстью. Часто подушки заменяются сшитыми на такой же манер мешками, дербокцо, в которых хранится хозяйское белье.

Кровать (ширя), о которой уже было упомянуто, хотя формою не уклоняется от наших кроватей, но разнится устройством, работою. Калмыки не знают столярного ремесла и не подозревают даже, чтобы это мастерство требовало каких-либо других инструментов, кроме простого ножа и пилы; а между тем их изделия в этом роде, украшенные иногда отчетливою резьбою, отличаются чистотою работы и прочностью. Для сплочения отдельных частей дерева они никогда не употребляют клея, который, при сырости в кибитке, особенно осенью, во время дождей, был бы в этом случае совершенно бесполезен: потому-то калмыцкая кровать делается вся на ремешках, что, однако ж, не уменьшает ее устойчивости.

Постель и убранство кровати зависят всегда сколько от материальных средств, столько же и от вкуса хозяйки. С монгольской, однако ж, точки зрения, то, что мы называем постелью, — вещь совершенно бесполезная, лишняя тяжесть во время перекочевки и ненужная прихоть на месте стоянки. На этом основании верблюжьи попоны (дербюльджин) заменяют им тюфяки и перины; мешки с разным бельем и тряпьем (дербокцо и кельбокцо) служат вместо подушек, а разные хозяйские шубы и меха — дополнением того и другого. Все это покрывается ситцевым, а иногда и шелковым одеялом.