Жить в присутствии Бога - страница 42

. И слово летит со стремительностью птицы, куда ему вздумается, разносит твой грех по всему свету, делает его явным для ангелов и святых, и там, на небе, тебе напомнят о нем. Проступок может быть прощен, а слово не вернуть, оно улетает безвозвратно [3, 190].

Никто не может взять на себя всю тяжесть ответственности за наши слова. Духовник может разрешить все наши грехи, даже и в слове, но в конечном счете суд принадлежит исключительно Богу: Бог удержал его за Собой. За всякое слово, которое мы произнесли, мы дадим ответ (см. Мф. 12, 36–37). Мы можем исповедоваться в таких словах, однако перечеркнуть и загладить множество грехов нашего языка может только суровая подвижническая жизнь, подобная той, которая нам известна по житиям подвижников благочестия. Как же ядовиты стрелы языка, в особенности когда наше слово язвительно, насмешливо или когда оно уничижает ближнего! Должно знать, что за такие слова, даже если мы сто раз в них каялись, мы будем судимы на небесах перед всей вселенной, перед всеми ангелами и святыми. Не думайте, что можно легко получить отпущение грехов, совершенных словом. Блуд, прелюбодеяние, воровство, убийство прощаются. Но грехи словом подлежат исключительному суду Божию. Бог позволяет нам в них исповедоваться, но очищаются они глубочайшим покаянием, сухоядением, бдениями, продолжительными постами. Нужно изнурить свое тело, чтобы загладились грехи словом. Иначе от этого корня, то есть языка, произрастет тенистое и многоплодное дерево, цветы и плоды которого никто не сможет иссушить. Страшен этот корень [2, 93–94].

Мы докучаем ближним своими словами. Если ты скажешь мне какую-то колкость, я буду помнить о ней по меньшей мере семь лет, и, что бы ты потом ни говорил мне, я непроизвольно буду судить о твоих словах под действием старой обиды. Особенно если твои слова меня ранят, я буду помнить их не меньше чем семь седмериц лет. Пусть даже я хороший, смиренный, но я их не забуду. Конечно, ты ничего не поймешь. Ты сказал это не для того, чтобы меня ранить, не из дурных побуждений, но ради моего блага. Однако моя душа, сердце и память работают не так, как твои, — ты меня ранил, а все остальное мне ни о чем не говорит [2, 156].

☾

Подвизайся приобрести большое сердце, чтобы принимать в него всех. Тогда твоя любовь исцелит всякую твою печаль. Печаль — это следствие замкнутости, и человек впадает в нее, когда не терпит ближнего. Здесь имеется в виду замкнутость не как свойство характера, потому что это редкое явление, но замкнутость как следствие эгоизма, когда для меня невыносимо не только поделиться с ближним своей подушкой или постелью, но и находиться с ним рядом. Ближний меня раздражает, даже если он всего лишь кашлянул в другом углу монастыря.

Печаль — это чувство человека, который не ощущает Бога. Подобно тому как радость — это признак присутствия Божия, так и печаль — это клеймо одиночки, несчастного, горемыки, который переживает муку, хаос, слышит грохот неудавшегося сражения.

Печальный впадает еще и в другую ошибку: он стремится найти себе подобного, чтобы открыть ему свое сердце, но эта откровенность делает его положение еще хуже. Весь этот ужас может победить только любовь, принятие людей в свои объятья, ощущение того, как бьется сердце ближнего, и радость за него [1, 458–459].

Будь бдителен, чтобы тебя не победил демон печали. Иногда печаль имеет разумные психологические основания, что подтверждает нам и духовник. В таком случае мы неповинны, однако, как правило, печаль — это чисто демонское дело. К примеру, я решаю не есть вне трапезы. Но через пять минут мне приносят горячий хлеб с сыром. Я его хватаю, ем и после огорчаюсь. Демон использует этот случай и вызывает во мне печаль, но я думаю, что печаль показывает, будто я таким образом покаялся в том, что съел сыр. На самом деле я не покаялся, потому что печаль всегда указывает на нераскаянность. Человек печалится, потому что не хочет измениться.

Печаль обнаруживает мою жесткость, мое безстыдство. Огорчаясь, я показываю, что не слушаю никого, кроме демона. Например, я в чем-то преуспел, но после печалюсь из-за того, что мне пришел эгоистичный помысел. Это сатана вверг меня в печаль. Всякая печаль, источник которой находится в моей жизни, в окружающих меня людях, в моем естестве, — это всегда печаль демонская. Люди находят отдохновение в путешествиях, развлечениях, веселье. Дает им это радость? Разгоняет печаль? Никогда. Напротив, все это повергает их в еще большие затруднения и более запутанные лабиринты печали. Несмотря на это, они надеются, что когда-нибудь смогут печаль победить [1, 464–465].