Живая вода - страница 7

стр.

Фургон замедлил ход. Снаружи послышались голоса.

— Куда-то приехали, — Ганконер сел и зашуршал соломой. — Лежи тихо.

«Если меня кто-нибудь тронет, я буду лежать очень громко», — ни малейших иллюзий в отношении себя Джарет не испытывал. Если Триус пожелает отыграться, терпеть, стиснув зубы, едва ли получится. Проклятье, даже у демонов он не испытывал такой унизительной беспомощности. И перед кем? Перед простыми людьми — извечной добычей сидов!

Заскрипела дверь, по фургону пролетел жаркий ветер. Что-то угрюмо сказал Триурус. Ему ответил незнакомый голос, в котором отчетливо звучало недоверие. Доски пола заскрипели под тяжелыми шагами. Джарет почувствовал, как подобрался Ганконер. Кто-то присел рядом, коснулся лба Джарета, присвистнул. Потом неожиданно стало легче дышать. «Ошейник расстегнули», — понял Джарет. Триурус заговорил быстро и недовольно. Незнакомец ответил ему короткой насмешливой фразой уже от двери. Фургон качнулся.

Что произошло дальше, Джарет мог только догадываться. Ганконер резко вскочил, что-то свистнуло, рассекая воздух. Неподалеку кто-то сдавленно ахнул, затем послышался взрыв трескучей речи. Судя по интонации — это были особо заковыристые местные ругательства. Фургон снова качнулся — внутрь ворвались двое. Повелительно и резко крикнул Триус. И вдруг послышался звук флейты, и голоса тут же смолкли. Ганконер заиграл громче. Это была музыка самой степи, ее жаркой бескрайности и одиночества. Он играл долго, и всё это время Джарет даже дыхания людей не слышал. Только когда флейта смолкла, послышались вздохи, а потом звук струйки воды, текущей в жестяную посуду.

— Благодарю, — сипло сказал Ганконер. Он сел рядом с Джаретом, прополоскал рот, сглотнул. — Четвертый раз в жизни играю со скованными руками.

На лицо Джарета лег мокрый платок, на шею — второй.

— Пить не предлагаю, не сможешь.

Джарет не ответил. Он помнил все три упомянутых случая. В двух из них Музыкант спасал жизни им обоим. В третьем — себе. По крайней мере, он так думал, когда усмирял натравленных на него псов Дикой Охоты.

В фургоне произошло какое-то оживление. Зазвенели цепи. Раздались шаги множества ног.

— У нас пополнение, привели еще четверых. И принесли ужин, — Ганконер тоскливо вздохнул. — Если эту мерзкую болтушку можно так назвать. Больше двух ложек я не в состоянии проглотить, хоть убей. А местные едят с удовольствием. Неужели здесь вся еда такая противная?

Джарет принюхался, и его замутило.

— Да, в первый раз меня тоже чуть не вырвало, — Ганконер со стоном сделал пару глотков и сказал кому-то слева: — Возьми, если хочешь.

В ответ послышался тихий шелестящий голос.

— Не стоит благодарности, право же, — с иронией ответил Ганконер.

— Ты… понимаешь?

— Нет, но догадаться несложно. Я пытаюсь запоминать слова, но одни слишком быстро тараторят, а другие слишком тихо шепчут.

Он снял с Джарета платки и снова их намочил. В фургоне постепенно становилось прохладнее. Джарет задышал с облегчением, опухоль определенно спадала.

— Это просто стоянка, — с сожалением сказал Ганконер. — В дверь мало что видно, но рядом стоит еще один фургон. Его хозяин приходил на тебя смотреть. По-моему, Триус ему служит.

Джарет обдумал эту информацию. Убивать его не будут, это ясно. А еще здесь ценят музыку.

— Колыбельная, — прошептал он.

— Хочешь, чтобы я исчерпал силу флейты, как уже исчерпал свою? Даже если получится, ты не сможешь сейчас бежать. Вокруг степь, мы будем как на ладони, а эти ребята стреляют очень быстро и точно. Подождем. Жаль, вода закончилась.

Он убрал высохшие платки. Джарет рискнул приоткрыть глаза. С облегчением убедился, что видит не хуже, чем раньше. Ганконер сидел рядом и жевал травинку. На нем был всё тот же бальный наряд, но изрядно потрепанный. На правой руке — свежий след от хлыста. А запястья охватывают широкие железные браслеты, соединенные короткой цепью. Дюймов десять, прикинул Джарет. Странно, почему рабов не приковывают друг к другу или к стене? В чем смысл таких наручников?

В открытую дверь потянуло дымком и вкусным запахом. Хозяева питались не той бурдой, которой кормили рабов. Ганконер сглотнул, в животе у него отчетливо заурчало. В фургон снова кто-то зашел. Джарет узнал шаги незнакомца, расстегнувшего на нем ошейник. Человек был высокий, одетый в кожаную куртку с бахромой и такие же штаны. На высоких сапогах и широком поясе поблескивали крупные серебряные бляшки. У Триуса таких не было. Заложив большие пальцы за ремень, мужчина пару минут рассматривал Джарета, удивлено покачал головой, хмыкнул, перевел взгляд на Ганконера и сделал знак подняться. Ганконер встал, и Джарет увидел ответ на свой вопрос. На Ганконере был ошейник, от которого тянулась длинная цепь, конец которой терялся на полу среди сена.