Живи, ирбис! - страница 13

Барс не шевельнулся. Юркий воробей влетел в открытую клетку, поклевал что-то в соломе и вылетел с жизнерадостным чириканьем. Диле показалось, где-то вдалеке, за поворотом, цокнули по камню конские копыта.

— Послушай, ирбис… Ну, посмотри же на меня!

Она просунула руку меж прутьями решетки и, помедлив, положила-ее на широкую шелковистую лапу. Барс всколыхнулся всем поим большим телом, удивленно посмотрел на тонкую детскую ручонку, потянулся к ней мордой. Диля вся напряглась, чтобы превозмочь страх и не отдернуть ладошку. Но барс лишь обнюхал ее пальцы, лизнул их сухим горячим языком. Это доброе прикосновенье окончательно растрогало Дилю. Уже безо всякой опаски она доотка-иа оттолкнула дверцу клетки и позвала, протягивая к пленнику руки.

— Иди ко мне, ирбис! Пожалуйста! Иди, хороший…

Луч солнца прорвался в клетку, засверкал, заискрился в соломенной подстилке. Барс вздрогнул, будто пронизанный электрическим током, поднялся и, держа на весу больную лапу, заковылял навстречу солнцу.

Прежде чем выбраться наружу, он несколько мгновений простоял, позолоченный солнцем, на пороге клетки, упиваясь благоуханьем лета. Кончик хвоста его оживленно задергался, худое тело напружинилось, словно перед прыжком, в потухших глазах снова зарделся живой огонек.

По-кошачьи мягко барс соскользнул на землю, присел, молниеносно и зорко оглянувшись во все стороны. Потом метнулся через двор, одним прыжком взлетел на пирамиду бревен, приваленных к забору, еще раз оглянулся и плавно, не перевалился, а словно бы перетёк через забор в заросли барбариса.

С минуту его вовсе не было видно, и только забравшись на чердачную лесенку, Диля заметила уже далеко, на противоположном склоне горы, его золотистое тело, то угасавшее в тени, то пламенно попыхивающее на солнце. Прихрамывая, барс поднимался все выше и выше, будто его неудержимо влекло к себе чистое свеченье снегов на вершинах.

— Прощай! — крикнула Диля. — Живи, ирбис!

Она так увлеклась, что даже не заметила, когда подъехал Шакир. Не слезая с седла, он также, прищурясь, смотрел вслед удалявшемуся барсу.

— А ведь выживет, пожалуй, шайтан! — проворчал он. — Не соврал чертов лекарь…

Трое крохотных зверюшек, если они пищат беспрерывно вторые сутки, хоть кого выгонят из квартиры.

В тот ветреный, не по-весеннему холодный вечер я долго бродил вокруг дачного поселка. И почти на каждой тропинке, ведущей в лес, встречали меня необычные воззвания.

«Белок убивать нельзя!»

«Не убивайте белок! Сейчас у них дети».

Написаны призывы детской рукой. Каждая буква старательно обведена цветными карандашами. Тетрадные листки в косую линейку белели на заборах, флажками щелкали на кустах орешника или прижимаемые ветром плотно облегали морщинистые стволы сосен.

Мне нетрудно догадаться, кто развесил эти листки. Вчера на глазах у моих юных друзей — Илюши и Николая — погибла наша белка. Какой-то праздношатающийся оболтус подстрелил ее просто так, ради забавы: ведь в эту пору белки линяют, и шкурки их не имеют никакой цены. Горе-охотник еще пытался отстаивать свое право убивать.

— «Где написано, что белок в лесу стрелять нельзя? — орал он, наступая на мальчишек. — Покажите, где это написано!»

Теперь ему, как говорится, крыть нечем: категорические призывы развешены повсюду… Только нашей белочки им уже не вернуть. Не помогут они и ее осиротевшим детенышам, что пищат сейчас у меня под столом в картонной коробке из-под ботинок.

Илюша с Николаем принесли мне их вчера в фуражке.

— Вот… Не едят ничего. Может, у вас получится…

У Илюшки глаза на мокром месте, не глаза — голубые озера. Николай же, как всегда, выдерживал характер, не плакал, только вздыхал порывисто, да желвачки вздувались на скулах. Левое ухо у него подозрительно вспухло — то ли ушибся, когда на дерево за бельчатами лазил, то ли стычка с охотником не одним разговором завершилась.

Бельчат на воспитание приносят нам не каждый день, и вид у меня, наверно, был немножко растерянный, потому что Николай укоризненно заметил:

— Все мы ведь виноваты — приучили свою белку людей не бояться. Вот она и подпустила того… с ружьем.