Живой обелиск - страница 15

Хадо нахмурился.

— Чего ты обижаешься, Росинант — конь коней!

— Вы с дядей Леуаном, наверное, одним миром мазаны! Не всем же сидеть вот на таких уаигах! — Указал он на заглохший экскаватор, — Росинант-то не мой, а колхозный!

Асинет заморгала длинными ресницами, в ее бездонных глазах блеснули слезы. Хадо растерялся.

— Аси, прости! Я не то хотел сказать.

— А мне у кого просить прощения? У тебя или у него? — показала она рукой куда-то вдаль, где сквозь мелкий кустарник виднелись железные решетки кладбища.

Взмахом головы она перекинула косу на спину, молча спустилась по крутой тропинке и погрузила кувшин в прозрачный родник. Хадо и Заур стояли в стороне. Незнакомая девушка опять замкнула зачарованный круг.

Хадо завел наконец свою развалину. Встрепенувшаяся на шум стартера Асинет подбежала к нему:

— Куда ты, Хадо?

— В Телави, по поручению чабанов.

— Хадо, я же знаю, никакого поручения тебе не давали! Не уезжай, не бросай меня одну! — умоляла она.

— Я быстро вернусь, Аси!

— Струсил? Спасаешься бегством? — почти крикнула она. — Выждешь в Телави, пока мы с Зауром казним дуб, и вернешься! Струсил! Струсил! Струсил!

Я видел, как Хадо зажмурился и как его рыжая голова упала на руль. Потом он нажал акселератор, чтоб оглушительным зудом мотора перекрыть крик Асинет. Не глядя ни на дорогу, ни на девушку, он высунул левую руку из окна и, отстранив Асинет, тихо двинул машину.

— Я быстро, Аси! — блеснули из окна зубы Хадо, и машина, оставляя за собой клубящуюся пыль, скрылась за поворотом.

Асинет поставила полный кувшин на плечо и как потерянная, пошла домой. Видимо, на полпути она вспомнила о нас, обернулась:

— Заур, дада ждет не дождется тебя. Заходите к нам в хадзар! — сказала она и пошла навстречу старику, вышедшему из сакли.

Старик, приложив ладонь ко лбу, оглянулся вокруг.

— Аси, доченька, где ты?

— Иду, иду, дада! Вернулся из Калака[12] Заур, потому и задержалась.

— Заур вернулся, говоришь? Да хранит его святой Уастырджи! А кто это с Зауром?

— Это гость из Калака…

— Слава создателю! А где Хадо, почему он не показался старому Бибо?

— Он спешил в Телави… по поручению чабанов.

Старик шел, постукивая посохом, в своей неизменной черной черкеске с незастегнутыми застежками, в ноговицах, подтянутых ниже колен ремешками, в мягких чувяках.

— Добрый день, дедушка! — приветствовал Заур старика. — А это сын нашего Кудзага Цандиаты.

— Сын Кудзага? — насторожился старик. — Не Миха ли? Спасибо, что вспомнил о своих, сынок! — обнял он меня. — Жаль Кудзага, ему бы еще жить да жить! Джугели[13] придавил нас к Кавказским горам, но твой отец никогда не расставался со своими шутками и прибаутками! С ними и умирать легко… Спасибо, сынок, как будто самого Кудзага увидел после долгой разлуки! Не забывай о нас, а то, чего доброго, свои не узнают.

Оставив Бибо, который настойчиво приглашал нас на угощенье, мы с Зауром пошли к нему домой, тем более что Кудухон, по словам старика, вчера несколько раз справлялась о нем.

— Эрнесто, у старика Бибо никого из родственников не осталось в живых?

— Ты забыл о его внуке, подросшем за твое отсутствие… как и о Хадо, которого ты не узнал!

— А кто эта девушка, похожая на Агунду-красавицу? — спросил я, смутившись.

Заур тоже почему-то покраснел. На скулах его забегали желваки.

— Она… владычица нашей дороги, — сказал он твердо.

— Н-н-не понял, Эрнесто.

— Она наша экскаваторщица, хорошая девушка.

— Эрнесто, не отмалчивайся, скажи мне: о какой это казни Асинет напоминала Хадо?

— Не знаю.

— Ты потому и похитил меня, чтоб я стал свидетелем непонятных мне вещей?

— А ты присмотрись получше!

— Гляжу и ничего не вижу, кроме заглохшего экскаватора и старого дуба. Так что за казнь, о которой твердят Асинет и Хадо?

— Ничего я не знаю! Если об этом кто-нибудь знает, то только дедушка Бибо и старый дуб.

— Старый дуб? Старый дуб знает о собственной казни?

— Чего ты пялишь глаза? Посмотри-ка на дорогу, как она острием впилась в ствол дуба! Его нужно свалить и выкорчевать корни!

— Ах, вот о какой казни идет речь! Жаль родник…

— Жаль родник! — передразнил меня Заур. — А дедушку Бибо не жалко? Легко сказать — свали! А смогут ли они жить друг без друга?