Живой смерти не ищет - страница 15

— Правильно, Савелий, — одобрительно кивнул головой, не глядя на казака, есаул, — ты у нас в отряде вместо вахмистра, все хозяйство тебе доверено, оправдывай. А карты больше нашему брату подходят, офицеру.

Аппетит у игроков разгорелся, и есаул Дигаев уже еле сдерживал их стремление повысить ставки, не забывая каждый раз предупреждать партнеров, что он категорически против большой игры.

— Вы, есаул, все проигрываете, потому и боитесь, — упрекнул его прапорщик Магалиф, — смелее быть надо, со смелым удача.

— Ну, против такого обвинения никуда не попрешь. Прислушиваюсь к критике. Коли прапорщик требует повышения ставки, а остальные не против, я как все, чего же выделяться? За картами мы все равны, здесь что я — есаул, что казак Ефим Брюхатов — все с одинаковыми правами, — согласился есаул Дигаев. — А посему подчиняюсь большинству.

Не заметили, по чьему предложению и когда перешли на более азартную картежную игру — «буру». Ротмистра Бреуса, который то ли действительно подзабыл, как в нее играют, то ли и не умел никогда, научили в два счета, по ходу игры:

— Вы, ваше благородие, Сан Саныч, — поучал его Ефим Брюхатов, — главное, запомните, как карты оцениваются: туз — одиннадцать очков, десятка — десять, король — четыре, дама — три, а валет — два. Вот и старайтесь набрать на трех картах не меньше тридцати одного очка.

— А если у меня на руках три козыря окажется, Сиплый, тогда что?

— Тогда вы король, ваше благородие, и будем величать вас не меньше как вашим высочеством, идет?

И вот тут, после долгого везения, ротмистр Бреус несколько раз подряд крупно проиграл, В выигрыше оказался есаул.

— Странно, есаул, как только вы раздаете, так я проигрываю, с чего бы это?

— Наверное, с невезения, ротмистр! Почем мне знать другую причину?

— А мне кажется, что я такую причину разгадал, господа, по даже назвать се стыжусь, — продолжал ротмистр Бреус.

— Так поделитесь своей разгадкой с нами, ротмистр, — с вежливой холодной улыбкой ответил есаул. — Может быть, постыдимся вместе, в узком кругу товарищей.

— Ваши карты краплены! Поглядите, они же у вас заточены!

— Заточены? Что-то я такого не замечаю, объяснитесь, ротмистр!

Ротмистр Бреус собрал все карты, плотно сбил их на столе и показал присутствующим колоду сбоку. Карты действительно были не равны, не прямоугольником, как должно было быть, а едва заметной трапецией, один конец карты был уже другого. Однако как бы там ни было, но заточенный конец был идеально гладким, как будто навощенным чем-то.

— Вот видите, — пояснил ротмистр Бреус, — если нужные карты перевернуть на сто восемьдесят градусов, то при тасовке их всегда можно отделить и расположить в выгодном для сдающего месте. Я, господа, этот способ знаю еще со времен царской службы, по вот на практике встретился с ним впервые.

— А я, господин ротмистр, узнал о нем только сейчас, от вас. И в связи с этим хочу задать вам два вопроса, чтобы на этом этапе удовлетворить свое любопытство: если вы знали об этом способе и видели крапленые, как вы их называете, карты, то почему же вы молчали об этом тогда, когда не менее двадцати раз выиграли?

Ротмистр Бреус смутился:

— Собственно… Сначала я как-то не замечал. Знаете ли, жизненные неудачи всегда заставляют думать, будоражат мысль… Кто же, господа, будет задумываться над причинами, приносящими счастье… В принципе я ведь никого не обвиняю, я просто обратил внимание… Так-то…

— Как нехорошо, ротмистр, у вас получается. Пока выигрывали, на все глаза закрывали, а тут и проиграли-то, очевидно, меньше выигрыша, но уж всех шельмецами считаете. Обидно, господа, что даже среди своих соратников, людей, с которыми не боишься идти на смерть, встречаете такое непонимание! А теперь позвольте задать вам второй вопрос: вы видели, как я вскрывал колоду? Я ведь делал это на ваших глазах. Да вы поглядите у себя под ногами, ротмистр, не стесняйтесь! Не постеснялись же вы обвинить меня в бесчестном для офицера поступке.

Ротмистр Бреус, уже понявший, какую оплошность он допустил, затеяв этот разговор, вместо того чтобы потихоньку выйти из игры, больше всего был недоволен именно собой. Боявшийся скандалов, чуравшийся любых недоразумений, если они не касались его лично, здесь он как-то нечаянно, неосознанно нарушил свои принципы. И вот теперь эта мерзкая сцена, когда он, прекрасно все понимая, должен оправдываться, краснеть, заискивать и искать выход из создавшегося положения. А голос есаула Дигаева креп в праведном, еле сдерживаемом гневе: