Живой смерти не ищет - страница 17
— Сиплый! Одолжи мне, как добро в Якутске возьмём, я тотчас рассчитаюсь, а если сейчас отыграюсь, тут же и отдам с процентом. Выручи! — В голосе Магалифа преобладали искательные, просительные нотки. Прапорщику впору было заплакать.
— Да какие у меня деньги, прапорщик, побойся бога! Мне досе ишо взаймы давать не хватало!
— Выручи, голубчик! Дай отыграться, я же гол как сокол остался, а карта вот-вот придет! Мне сегодня обязательно повезет, Сиплый, я удачу в воздухе чувствую. Слышишь?.. Это она шелестит… Я тебе тоже пригожусь, истинный Христос, не вру!
— Ну, нехай выиграешь — твои, а ежели проиграешь, дык я у есаула твой картежный долг куплю, уплачу ему своими кровными. С условием самым пустяковым: будешь расплачиваться — одну треть добавишь, а ежли сейчас выиграешь, все одно треть с тебя. Согласен?
И снова прапорщик Магалиф проиграл. А страсти в нем уже бушевали так, что, когда Настасья, внимательно прислушивавшаяся к игре, выглянула было из-за занавески, чтобы унять его, в ответ услышала такую брань, которой и старый матерщинник есаул Дигаев позавидовал.
Сиплый купил у прапорщика долг еще раз и больше рисковать не пожелал.
— Не, прапор, будя. Ты так скоро, окромя своих, и мои шаровары проиграешь.
— Господин есаул, предлагаю сыграть под часть моего пая от тех сокровищ, за которыми идем в Якутск. Соглашайтесь, ведь верное дело. Сам я закапывал, вот этими руками. Даже сейчас помню ящики от орудийных снарядов, в которых все упаковано.
— Нет, прапорщик, я готов играть на что угодно, кроме оружия, коня и будущего пая. Ну посудите сами, проиграете вы мне сейчас пай или я вам свой, так какой же резон будет проигравшему рисковать и собственной свободой и жизнью? Да, ей-богу, ему куда проще будет под шумок прихватить пару запасных с провизией и темной ночью покинуть нашу теплую компанию. Нет, на это я никогда не пойду, наша экспедиция, прапорщик, — это единственное, что у меня впереди осталось.
Прапорщик снял с шеи цепочку с фамильным медальоном и бросил ее на кон, взяв с есаула слово, что тот продаст вещицу ему обратно, после того как прапорщик разбогатеет.
Но и медальон оказался на той стороне стола, где сидел есаул. И по мере того как все спокойнее, холоднее и недоступнее становился расчетливый Дигаев, распалялся, окончательно терял голову прапорщик, кидаясь от одного участника похода к другому. Но, будто почувствовав что-то неладное и торопя развязку, никто не хотел давать ему денег.
А за столом Ефим Брюхатов, закручивая напряжение еще в более тугую спираль, стал выигрывать у есаула, громко сообщая о выигрышах и приглашая окружающих радоваться вместе с ним.
— Опять карта ушла от меня, — посетовал Дигаев, — говорят, что доброе дело иногда помогает вернуть удачу. Садитесь, прапорщик, я прощаю самый последний ваш проигрыш. Можете считать, что деньги снова ваши, если хотите, можете сыграть на них. Но, в общем-то, я вам не советую этого делать, вдруг проиграете. Лучше возьмите и припрячьте их до лучших времен, мы пока с Сиплым сквитаемся. Доброе-то дело я уже сделал, должен же я у него теперь выиграть.
Но Магалиф предпочел играть. И казалось, что фортуна снова, как и в начале игры, повернулась к нему. Он дважды взял банк и тогда решился за один раз восстановить утраченные позиции, вернуть большую часть проигранного. И… все проиграл!
— Конец! — удрученно, тускло глядя в карты, произнес он. — Играть больше не на что.
— Это точно, прапорщик, вас не спас даже мой лахман — прощение карточного долга. Ничем помочь вам больше не могу. Хотя… хотя разве… Ах, нет-нет, пустое…
— О чем вы, есаул, вы можете еще на что-то сыграть со мной? Да? Можете? Так в чем же дело?
— Нет, прапорщик, это какая-то дикая, непонятно откуда взявшаяся идея мелькнула, но нет, нет…
Однако прапорщик не успокаивался, он тормошил партнеров, умолял сказать.
И тогда есаул, жестко глядя ему в глаза, кивнул головой в сторону брезентового полога:
— На нее… играем? Взамен — весь ваш проигрыш.
— Нет, нет! Спаси вас Христос, что вы говорите, есаул! Как вы смеете? Нет!
Но есаул уже и не слушал его, он продолжал свою затянувшуюся партию с Сиплым, который опять излишне громко выражал свою радость по поводу очередного выигрыша.