Живой товар - страница 15

Из одежды им оставили только обувь и трусы. На прогулки и в душ не выводили. Кормили всухомятку – пиццами, гамбургерами, какой-то дешевой выпечкой. Горячего не давали. Ни кофе, ни сигарет. И мятная жвачка вместо зубной пасты.

Всякий раз, когда открывалась дверь, Оля невольно сжималась в комочек, надеясь сделаться совсем маленькой и незаметной. Но ее пока что ни разу не выводили. Вот Роксану выдергивали часто. Она говорила, что ее насилуют, но Оля не слышала особо жалобных ноток в ее голосе.

Роксана вообще была девушка с характером. Тяготы неволи переносила стойко, не ныла, не опускалась, всегда выглядела так, будто живет в обычном общежитии и в любой момент готова появиться на людях: причесанная, умытая, с ухоженными ногтями. Оставалось лишь позавидовать тому, как у нее это получается. Косметички у девушек отобрали, ножниц не давали, а щетка для волос была на всех одна.

Мобильники, естественно, тоже конфисковали, только один провод для зарядки оставили, как будто в насмешку. Его приспособили, чтобы сушить на нем постиранные тряпицы.

Лена – еще до того, как предложить план побега, – подговаривала подруг соблазнить тюремщика, чтобы незаметно стянуть у него телефон и позвонить родителям или в полицию. Она была самая симпатичная в их компании. Светловолосая, голубоглазая, с упрямым очертанием рта и подбородка. Училась в медицинском институте на втором курсе, а по вечерам подрабатывала сиделкой у пожилых людей. Это она определила, что чернокожие тюремщики являются выходцами именно из Нигерии, а не из какой-то другой африканской страны. У нее на курсе училось несколько нигерийцев, и один из них, Кен, как раз принимал участие в ее похищении. Лена пришла к общежитию, чтобы купить по дешевке шмотки, которые он якобы привез из Лондона. Сказав, что он не хочет огласки, нигериец завел ее за общежитие, а там прыснул в лицо какой-то гадостью. Очнулась она уже в этой камере, практически без всего. Ее фамилия была Дягилева. Раньше она была очень смелая и энергичная. Теперь совсем пала духом.

Дана Рощина тоже отключилась после того, как ее опрыскали из баллончика. Она красилась в насыщенный черный цвет, и было невозможно понять, какого цвета у нее волосы на самом деле. Серые глаза очень оживляли ее круглое лицо с редкими веснушками на переносице. Оля подозревала ее в лживости и непорядочности. Дана сказала, что работала официанткой, но некоторые моменты в ее поведении и случайные оговорки выдавали в ней проститутку. По ее версии, к ней забрались ночью и одурманили спящую. Может быть. Но почему-то Оля была склонна считать, что Дана сама привела домой любовника. И не для того ли она поселилась в этом районе, чтобы иметь постоянную клиентуру среди иностранных студентов, которые обычно довольно состоятельны, раз могут позволить себе обучение в другой стране?

Сейчас у Даны были месячные, и она почти все время лежала на полу, пялясь в потолок. Оле и Роксане приходилось чуть ли не силой заставлять ее мыться. Помимо лживости она отличалась нечистоплотностью.

Оля страдала в плену от невозможности искупаться и помыть голову. Но не это было самое ужасное. Ее мучила неизвестность. А еще сильнее – те догадки, которые строили девушки насчет своего будущего.

Роксана считала, что их скоро отпустят. Логических доводов в пользу своего мнения она не приводила. Просто говорила, что все это кончится. Мол, черные ребята потешатся с пленницами, возьмут с них слово не болтать и выпустят на свободу. «Может быть, подписку возьмут, что мы трахались по согласию, – говорила она. – Или заставят на камеру сказать, что мы претензий не имеем. Так делают. Я слышала».

Дана предполагала, что их заставят работать станком – так она это называла. Оля Саввич услышала это выражение впервые, но сразу поняла, о чем идет речь, – откуда-то из глубин памяти всплыло слово «многостаночница». Стать проституткой было страшно и противно. Одно дело – отдаваться самой, по настроению, и совсем другое – когда тебя принуждают и берут силой. Кроме того, продажные женщины всегда находились в группе риска из-за всевозможных болезней и тех повреждений, которые им наносили в результате длительного механического (и грубого) воздействия.