Живут во мне воспоминания - страница 19

Ему не давал покоя мой переходный возраст. Но его, перехода, уже не было – кончился. Как у всех молодых ребят, живущих на юге: здесь у нас развиваются раньше.

В столице мы остановились в гостинице «Москва». Номер наш оказался на самой верхотуре. Разглядывал столицу, как со смотровой площадки. О первых московских впечатлениях подробно рассказывать не буду: ходил с открытым ртом, таращил на все глаза. Москва была тогда ухожена, лица людей были светлее, приветливее и добрее, потому что время было другое, непохожее на теперешнюю жизнь, от которой сейчас люди стали угрюмо-озабоченные, замкнутые в себе.

У дяди были дела в Госплане СССР: в ту пору он занимал пост заместителя председателя Совета министров Азербайджана.

– Завтра с утра я занят по работе, а ты давай ищи своего доктора Петрова. Ты уже взрослый, тебе шестнадцать, обойдешься без провожатых.

Был я настырный и вовсе не трус: в чужом городе, даже в столице, потеряться не боялся. Нашел Петрова на окраине Москвы – дальше начиналась настоящая деревня. Он открыл мне дверь сам. Обстановка в доме была совсем не врачебная – кабинетом не пахло. Доктор надел на голову зеркальце ларинголога, включил яркий свет, осмотрел мне связки.

– Ну что? – Поглядел на меня внимательно. – Связки как связки. Нормальные, певческие. Низкий голос у вас, молодой человек. А связки хорошо развиты. Хорошо!..

Я кивнул. А чего тут возражать? Все совершенно правильно – голос у меня низкий.

– Так какой у вас голос?

– Вообще-то бас-баритон.

– Отлично. Ну-ка, спойте мне арию Надира. Ария Надира – для тенора, выше не бывает.

Меня это, конечно, ужасно смутило:

– Простите, доктор. Я же вам сказал, что у меня бас-баритон.

– Ну, так я и говорю – Надира спойте.

Кончилось тем, что я спел не тенорового Надира, а басового Мефистофеля. Доктор довольно потер руки.

– Ну-с, Муслим ибн Магомет Магомаев, очень даже недурственно. Да просто здорово!..

У меня отлегло от сердца.

– И что же мне теперь делать, доктор? Одни мне говорят пой, другие – не пой.

– А вы сами-то как думаете?

– Я хочу петь.

– Ну и пойте себе на здоровье. Вы за этим в Москву приехали?

Я кивнул. Вечером рассказал дяде Джамалу о своем визите.

– И всего-то? – Дядя засомневался. – А ты мне не врешь?

Я обиделся:

– А разве я вам когда-нибудь врал?

В тот вечер я уговорил дядю отпустить меня одного в Вышний Волочек: мне захотелось побывать в городке, где я жил в детстве, и встретиться с матерью. К тому времени у нее уже была новая семья, она жила и работала в Барнауле. Мы давно не виделись, потому что мама не хотела приезжать в Баку. Когда она узнала, что я приеду в Москву, то решила специально приехать издалека в Вышний Волочек, который в нескольких часах езды от столицы, увидеться со мной и заодно снова увидеть городок, в котором мы когда-то с ней жили.

Когда я вернулся из Волочка в Москву, то дядю не застал – он должен был возвратиться в Баку. На этот раз я остановился в более скромной гостинице «Нева». Денег было мало, но все-таки я решил выделить часть из них, чтобы записать звуковое письмо – была на улице Горького (ныне это снова Тверская) такая студия. От бесконечных разговоров про мою мутацию и у меня в душе появилось сомнение. Потому решил – запишу на всякий случай свой голос, а то вдруг он и вправду возьмет да и поменяется.

Фамилия директора студии была Петрушанский. Фамилия как фамилия, но тогда она меня почему-то рассмешила.

– Кому письмо писать будем, молодой человек?

– Самому себе.

– Как это?

– Просто хочу записаться.

– Тогда вперед к микрофону.

– Нет, стоячий микрофон меня не устраивает. Мне надо к роялю.

– А зачем вам рояль?

– Чтобы играть.

– Так петь или играть?

– И петь, и играть.

Придвинули микрофон к роялю, подняли крышку. Проговорил я для пробы: раз, два, три… И начал петь. Спел неаполитанскую песню «Не забывай меня». После записи меня окружили работники студии. Петрушанский волновался больше других:

– И вы говорите «не профессиональный певец»?

– Пока нет.

– И что же, вы опять уедете в Баку?

– Конечно. Я там живу и учусь.

– Вы должны остаться и учиться в Московской консерватории.

Такой разговор мне уже нравился. Но я не показывал виду: