Живые дела - страница 14

Заметив это, Майя вдруг встала на цыпочки и зашептала что-то папе. Тот утвердительно кивнул головой.

Тогда Павлик, точь-в-точь как мама вчера вечером, строго спросил:

— Что там у вас за секреты?

Но вместо ответа Майя громко воскликнула:

— Вот оно — наше платье! Ведь правда красивое, папочка!

— А ты уверена, что оно действительно самое лучшее? — спросил папа. — Я ведь в этом не очень-то разбираюсь…

Продавщица участливо вмешалась в разговор:

— Вы, наверно, маме подарок покупаете?

— Ага, — подтвердил Павлик.

— Возьмите это платье. Оно строгое и красивое.

Павлик только пожал плечами. Он не понимал, как это платье может быть строгим. Вот их воспитательницу Марию Ивановну все зовут строгой. Это понятно. А «строгое» платье?.. Непонятно.

Когда продавщица уже заворачивала платье в большой лист кремовой бумаги, Майя вдруг увидела, что к рукаву пришита какая-то беленькая бумажка с пломбой.

— Бумажку надо сорвать, — сказала Майя. — А то что это за подарок — с бумажкой?

— Не торопись, не торопись, — улыбаясь, сказала продавщица. — Может быть, платье будет мало или, напротив, велико — тогда вы сможете зайти и обменять на другое. А если сорвете бумажку… — Продавщица развела руками: дескать, тогда уж ничего не поделаешь.

У самых дверей магазина папа вдруг спросил:

— Павлик, а сколько тебе лет?

— Скоро будет шесть, — важно ответил Павлик.

— Ну, раз скоро будет — значит, и тебе можно купить подарок. Заранее… Не возражаешь?

Павлик ничего не ответил и только на миг стал краснее пожарной машины, стоявшей по соседству с зеленым грузовиком…

А на улице папа, вспомнив что-то, остановился и сдвинул на затылок свою светлосерую, словно вылепленную из подтаявшего снега, шапку:

— Да ведь Павлик нас обманул! Ему еще нет и пяти с половиной!

Майя громко рассмеялась. А Павлик покрепче прижал к груди большой зеленый грузовик.

Мама всегда торопливо поднималась по лестнице, и Павлик безошибочно узнавал ее шаги. Он и сейчас первый бросился открывать парадную дверь, хоть мама еще и позвонить не успела.

Дотянуться до цепочки Павлику было нелегко. Он поднялся на носки и усиленно сопел.

Как только мама вошла в коридор, дверь комнаты широко распахнулась и навстречу маме торжественной походкой вышла Майя. Сзади шел папа. И вид у него был чуть-чуть смущенный и растерянный. Майя несла в руках голубое шелковое платье.

— Дорогая мамочка, — сказала она, — мы все поздравляем тебя и преподносим наш скромный подарок! — Покончив с официальной частью своей речи, Майя затараторила: — Это самое красивое платье во всем магазине! Мы с Павликом выбирали. Оно самое лучшее!

— И еще оно строгое, — солидно вставил Павлик.

Мама взволнованно поправила волосы, на которых еще искрились нерастаявшие снежинки, и взяла в руки платье.

Вдруг она заметила белую бумажку на рукаве и стала ее разглядывать.

— Я говорила, что нужно оторвать бумажку… Я говорила, — зашептала Майя.

Но мамины глаза вдруг так потеплели, что Майя даже испугалась: а вдруг мама расплачется?

— Спасибо, родные мои! — сказала мама. — Вы мне сделали сегодня целых два подарка.

— Где же два? — удивился Павлик.

— Именно два! Первый подарок — это чудесное платье, а второй — эта маленькая бумажка, на которой написано, что платье сшито на нашей фабрике.

Слова «наша фабрика» мама всегда произносила с гордостью.

А позже, когда все сели за стол, мама сказала:

— Теперь вы видите, что наша продукция и в самом деле отличная?

— Ага, видим! — за всех ответил Павлик и радостно заёрзал на стуле: он понял наконец, что значит слово «продукция».

…Это был светлый и радостный вечер. Пили чай с вареньем и пирожными. Потом пели, потом танцевали. И Павлик даже не успел поиграть со своим новым зеленым грузовиком.

Дружно жил Петя со своим дедушкой Максимом Филатовичем. Как только вернется дедушка с завода, так они не разлучаются, пока Петина мама не скажет:

— Спать пора, друзья мои!

Петя бывало рассказывает, что интересного было в школе, а дедушка — про заводские дела, потом садятся играть в шахматы. Летом по воскресеньям они вместе ходили рыбачить на Оку, а зимой катались на коньках. Так их все и звали: «Два неразлучных друга».