Жизнь Бенвенуто Челлини, сына маэстро Джованни Челлини, флорентийца, написанная им самим во Флоренции - страница 68

Когда мы поужинали, явился лодочник, чтобы везти нас в Венецию; я спросил, отдаст ли он лодку в мое распоряжение; он согласился, и на этом мы сговорились. Наутро, спозаранку, мы сели на коней, чтобы ехать на пристань, которая находится в скольких-то немногих милях от Феррары; и когда мы приехали на пристань, мы застали там брата Никколо Бенинтенди с тремя другими товарищами, каковые поджидали, чтобы я подъехал; с ними было две штуки оружия на древках, а я купил в Ферраре доброе копье. Будучи к тому же отлично вооружен, я ни чуточки не испугался, как то сделал Триболо, который сказал: “Помоги нам, господи, они здесь, чтобы убить нас!” Ламентоне обернулся ко мне и сказал: “Лучшее, что ты можешь сделать, это — вернуться в Феррару, потому что я вижу, что дело это опасное. Сделай милость, мой Бенвенуто, уходи от ярости этих бешеных зверей”. Тогда я сказал: “Едем вперед, потому что, кто прав, тому помогает бог; и вы увидите, как я помогу себе сам. Разве эта лодка нанята не для нас?” — “Да, — сказал Ламентоне. — И в ней мы будем без них, поскольку сможет моя доблесть”. Я тронул вперед коня и, когда я был в пятидесяти шагах, спешился и смело со своим копьем пошел вперед. Триболо остановился позади и скрючился на лошади, что твой мороз; а Ламентоне, нарочный, пыхтел и сопел, что твой ветер; потому что такая была у него привычка; но на этот раз он пыхтел больше обычного, выжидая, чем кончится вся эта чертовщина. Когда я подошел к лодке, лодочник выступил мне навстречу и сказал мне, что эти несколько флорентийских господ хотят сесть вместе с нами в лодку, если я на это согласен. На что я сказал: “Лодка нанята для нас, а не для других, и мне жаль до самого сердца, что я не могу быть с ними”. На эти слова некий смелый юноша Магалотти сказал: “Бенвенуто, мы сделаем так, что ты сможешь”. Тогда я сказал: “Если бог и моя правота, вместе с моими силами, захотят и смогут, вы меня не заставите смочь то, что вы говорите”. И с этими словами я прыгнул в лодку. Обратив к ним острие оружия, я сказал: “Этим я вам покажу, что я не могу”. Когда этот Магалотти, желая немного пригрозить, взялся за оружие и двинулся вперед, я вскочил на край лодки и отвесил ему такой удар, что, не упади он навзничь, я бы его проткнул насквозь. Остальные товарищи, вместо того, чтобы помочь ему, отступили назад; и, видя, что я мог бы его убить, а не только что ударить, я ему сказал: “Вставай, брат, и бери свое оружие, и уходи; ты видел, что я не могу того, чего не хочу, а того, что я мог сделать, я не хотел”. Затем я кликнул Триболо, и лодочника, и Ламентоне; так мы поплыли в Венецию. Когда мы проплыли десять миль по По, эти молодые люди сели в фузольеру222 и догнали нас; и когда они с нами поравнялись, этот болван Пьер Бенинтенди сказал мне: “Плыви себе, Бенвенуто, мы еще увидимся в Венеции!” — “Плывите сами, я не отстану, — сказал я, — меня всюду можно видеть!” Так мы прибыли в Венецию. Я обратился за советом к брату кардинала Корнаро, говоря ему, чтобы он оказал мне покровительство, чтобы я мог носить оружие; каковой мне сказал, чтобы я его носил свободно, потому что худшее, что мне грозит, это лишиться шпаги.

Так, с оружием, мы пошли навестить Якопо дель Сансовино, ваятеля, который посылал за Триболо; и мне он учинил великие ласки, и захотел дать нам обедать, и мы у него остались. Разговаривая с Триболо, он ему сказал, что сейчас он не хочет им услужаться и чтобы он зашел другой раз. На эти слова я рассмеялся и шутливо сказал Сансовино: “Слишком уж далек ваш дом от его дома, чтобы ему заходить другой раз”. Бедный Триболо, опешив, сказал: “Да у меня с собой письмо, которое вы мне написали, чтобы я приехал”. На это Сансовино сказал, что такие люди, как он, почтенные и даровитые, могут делать такие вещи, и даже большее. Триболо пожал плечами и сказал: “Терпение”, несколько раз. Тут, невзирая на обильный обед, который мне задал Сансовино, я стал на сторону моего товарища Триболо, который был прав. А так как за этой трапезой Сансовино не переставал трещать о своих великих деяниях, говоря дурное про Микеланьоло и про всех, кто занимался этим искусством, только самого себя расхваливая удивительно; то это мне до того надоело, что я ни одного куска не съел, который бы мне понравился, и только сказал такие два слова: “О мессер Якопо, почтенные люди поступают, как почтенные люди, а люди даровитые, которые создают прекрасные и добрые произведения, познаются много лучше, когда их хвалят другие, чем когда они хвалят так уверенно самих себя”. При этих словах и он, и мы встали из-за стола, ворча. В этот самый день, бродя по Венеции около Риальто, я встретил Пьеро Бенинтенди, каковой был с несколькими; и, заметив, что они ищут мне досадить, я зашел в лавку к аптекарю, так что я дал пройти этой грозе. Впоследствии я слышал, что этот юноша Магалотти, с которым я обошелся учтиво, много их упрекал, и так это прошло.