Жизнь для себя: Сладка ягода вместе - страница 18

— Паш, давай здесь и заночуем.

— Надо бы проехать подальше.

Через несколько сот метров они нашли подходящее место для машины и палатки. Грозный плакат «Прибрежная охранная зона» их не испугал — утром они отправятся дальше. Им с трудом удалось переехать широкую поляну — песок здесь оказался глубоким. Но их легкая машинка с разгону преодолела этот трудный участок. Теперь путешественникам стало понятно, почему здесь никого нет: следы от раскопок незадачливых автолюбителей, завязших в песке, виднелись тут и там.

Они заехали поглубже в сосны, так что с поляны их стало почти не видно. Через час, когда была поставлена палатка, они уже резвились в воде Финского залива, принимая на себя удары невысоких волн.

— Ой! — взвизгнула Маша, заслоняясь от прохладных брызг.

Павел ладошкой направил очередной удар, распуская воду веером над волнующейся поверхностью.

— На тебе! — бросила в него Маша клубком водорослей.

Павел обалдело замер, похожий на старичка боровичка, свалившегося с причала. Маша, хохоча, выбежала на берег, пустынный на много сотен метров. Там она стала на одну ногу, другую подняла, развела в стороны руки и застыла, подобно летящей птице, в позе «ласточки». Павел выскочил за ней, но остановился и бросил в «ласточку» маленькой окатанной галькой. Та даже не пошевелилась. Он, озадаченный, подошел поближе. Глаза у Маши были закрыты, лицо сосредоточенное.

— Машка, замерзнешь!

— Не замерзну. И вообще не мешай! У меня медитация…

— Чего-чего?

— Тсс!

Павел присел на песок, скорбно поджал губы и тоже принял позу медитирующего. На берегу установилась тишина. Павел впал в транс и погрузился в легкое эфирное состояние.

Из транса его вскоре вывел резкий крик чайки. Он ошалело огляделся. Жены поблизости не было. Чертыхаясь, он помассировал холодные ступни и, стуча зубами, скачками понесся к палатке. Оттуда исходило небольшое свечение. Он заглянул внутрь и остолбенел. В круге из маленьких рождественских свечечек сидела Маша в позе лотоса.

— Павел, не мешай мне, я в астрале… — проговорила она замогильным голосом.

— Че-еем могу помо-о-очь… — тем же тоном подхватил он, потихоньку завывая.

— Мое тело требует умащивания благовонными масла-а-ами…

— А во-о-т и масла в руках юного грума… — елейно пропел Павел, вытаскивая из сумки крем для загара. — Благово-о-о-о-нные… — Он капнул из тюбика на Машину спину и круговыми движениями стал растирать белое молочко.

— Ой-ой-ой… — захихикала Маша, когда он провел руками по ее бокам.

— Тихо! Не вывались из астрала… — пробубнил Павел голосом батюшки на службе. — Хорошо ли тебе, дочь моя? — прогудел он прямо жене в ухо.

Астрал раскололся от Машиного хохота: Павел скользил руками по ее груди. Выпавшая из небесной отстраненности и пытавшийся туда попасть устроили в палатке бурную возню, в результате чего растяжка не выдержала и выскочила из песка. Палатка рухнула, грозя загореться от пламени колдовских свечек.

Павел судорожно хлопал по горящим язычкам, Маша в долю секунды успела отвернуть крышку термоса и, набрав в рот кофе, несколько раз брызнула, целясь в горящие язычки. Под брезентом воцарилась египетская тьма.

— Паш, — прошептала Маша, — ты где?

Павел ничего не ответил, но в темноте коснулся ее ноги и медленно повел пальцем от ступни к колену. Маша заверещала, отдергивая ногу и срывая еще две растяжки. Теперь стороннему наблюдателю в сгущающемся мраке побережья могло показаться, что среди сосен разместилось каменное изваяние о двух головах. Однако изваяние шевелилось и повизгивало.

— Пашка, ну что ты делаешь?!

— Это не я…

— Рука-то твоя!

— Какая рука?!

— Ну хватит придуриваться! — не на шутку испугалась Маша, шаря вокруг в поисках фонарика.

Павел вытянул из палатки руку, схватил ветку и легонько через палаточный брезент хлопнул Машу по выступающей части.

— Кто это?! — вздрогнула Маша и рванулась, срывая последнюю растяжку…

— Маш, ну прости подлеца… — канючил Павел, подсаживаясь каждый раз к жене, после того как она отсаживалась от него подальше. Так они передвигались вокруг костра, пока не описали полный круг.

— Ско-о-о-о-о-тин-ушка! — смилостивилась Маша и, приобняв его за плечи, наконец позволила расшалившемуся супругу притулиться на краешке бревна. Объятие оказалось с подвохом. Коварная Маша, едва Павел потерял бдительность, тут же вскочила на ноги.