Жизнь Джейн Остин - страница 22

И тут приходит миссис Малапроп (сыгранная, быть может, миссис Остин?), дабы сообщить, что собирается отправить свою девятилетнюю дочь в пансион, «чтобы ее там обучили всяческим уловкам».

После года, проведенного дома, девочки Остин вместе с оставшейся без матери кузиной Джейн Купер были вновь отправлены в школу. На этот раз в пансион миссис Ля Турнель в Рединге. Школа пользовалась хорошей репутацией, располагалась в помещениях, сохранившихся от Редингского аббатства (школьный сад выходил на его руины, где дети могли бегать и играть сколько хотели), но даже и здесь директриса оставляла желать лучшего. Хотя она и была известна под внушительным именем миссис, или мадам, Ля Турнель, в действительности ее звали Сара Хакитт. Псевдоним она взяла для того, чтобы привлекать родителей будущих учениц, — на самом деле Сара даже не говорила по-французски. Тем не менее кое-какие связи с Францией у пансиона все-таки имелись: им владела мадам Сент-Квентин, а когда спустя несколько лет началась Французская революция, там стали преподавать несколько француженок-эмигранток.

Миссис Ля Турнель отличалась некоторыми странностями. Ей перевалило за сорок, у нее была искусственная нога загадочного происхождения и страсть к театру. Больше всего она любила рассказывать истории об актерах и актрисах. Вряд ли Остины ожидали подобного, выбрав для дочерей эту школу в бывшем аббатстве. Ля Турнель не преподавала сама, ограничиваясь исполнением роли смотрительницы, или домоправительницы, в белом муслиновом переднике, с кружевными манжетами и большими плоскими бантами на чепце и на груди. Она восседала в гостиной, отделанной деревянными панелями, ковры на стене за ее спиной изображали могилы и плакучие ивы, а на полке над камином выстроился целый ряд миниатюр. По утрам, сидя у камина, она предлагала детям ранний завтрак — на треножнике черного дерева, который ученицы прозвали «котом», стояла большая тарелка с хлебом, намазанным маслом, и все это было довольно уютно. Молодым учительницам даже позволялось выходить к столу в папильотках. После завтрака племянница миссис Ля Турнель, мисс Браун, читала утренние молитвы, правда впечатление несколько портил настойчивый шепот ее тетки: «Поторапливайся!» — вызванный тем, что в соседней комнате дожидалась прачка.

Этот пансион, похоже, был безобидным, хоть и безалаберным. Ученицы спали по шесть человек в комнате, их учили правописанию, шитью и французскому языку. Конечно, им преподавали и танцы — обязательный предмет для каждой девушки, — возможно, и игру на фортепиано. Известно, что учившаяся чуть позднее девочка принимала участие в школьных спектаклях, так что вполне вероятно, что в обучении Джейн и Кассандры пьесы тоже занимали свое место. У них было полно свободного времени, так как после утренних занятий они были предоставлены сами себе. И они больше не болели. Однажды их пригласили на обед в близлежащую гостиницу братья — Эдвард Остин и Эдвард Купер. Эти восемнадцатилетние молодые люди, видимо, сочли, что будет довольно забавно посетить школу для девочек, а у добродушной миссис Ля Турнель не нашлось никаких возражений. Еще одним визитом, о котором сохранилось письменное свидетельство, было посещение школы кузеном их матери, преподобным Томасом Ли из Глостершира, который завернул сюда, проезжая через Рединг, и дал каждой племяннице по полгинеи. Возможно, он написал родителям, что девочек там мало чему учат, что навело мистера Остина на раздумья, стоит ли платить тридцать пять фунтов в год за то, чтобы дочери бездельничали вдали от дома. Как бы то ни было, на исходе 1786 года сестер забрали от миссис Ля Турнель. И на этом закончилось формальное образование Джейн.

Хорошо ли, плохо ли Кассандру и Джейн обучали французскому языку у «мадам Ля Турнель» — неизвестно, но дома их ждало кое-что получше. Их кузина Элиза, свободно говорившая по-французски, собралась на Рождество в Стивентон вместе со своей матерью и шестимесячным малышом Гастингсом Франсуа Луи Эженом Капо де Фейидом. Приезд французской графини с замысловато наименованным наследником волновал воображение. Джейн знала двоюродную сестру только по разговорам родителей и по письмам, приходившим из Франции, — она была еще совсем маленькой, когда Элиза покинула Англию. Да, еще у них имелся портрет, присланный в подарок мистеру Остину, — на нем была изображена стройная серьезная дама с широко расставленными глазами и пышно взбитыми напудренными волосами. Загадочная Элиза заинтриговала десятилетнюю Джейн, как и вся ее история, начиная с рождения в Индии до недавнего стремительного приезда в Лондон с юга Франции, на Позднем сроке беременности, — она желала, чтобы ее ребенок появился на свет на английской земле. Брак и материнство словно одарили ее каким-то волшебством, и она оставалась молодой и прекрасной. Ее день рождения приходился на декабрь, как и у Джейн: одной должно было исполниться двадцать пять, другой — одиннадцать.