Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 - страница 4

Подобно сему, собственный мой статус тоже был не вполне определенным. Ночная беготня по петербургским сугробам и отвычка от русского климата сослужили дурную службу: на другой же день я свалился с сильнейшей простудой и пролежал в постели самое горячее время. Раздача наград и чинов шла без меня. Прошла почти неделя, прежде чем новая государыня вспомнила: а где это у нас граф Читтанов? Почто ко двору не является?

Достаточно уже оклемавшись, позвал цирюльника, дабы сбрить бороду, и стал собираться на высочайшую аудиенцию. Кстати, сия короткая шкиперская бородка, от которой я просто не успел избавиться в роковую ночь, породила невероятную массу кривотолков среди русского простонародья, особенно же — среди раскольников. В ней видели чуть ли не предвестие скорого возвращения к старой вере: дескать, «наш» граф при бороде ходил побивать поганских бритых немцев, — это, стало быть, знак всему православному люду.

Лиза была милостива и любезна; во всех ее ухватках сквозили недостижимые прежде плавность и величие. Спросила о здоровье. Осведомилась, не нуждаюсь ли в чем. И после этого, наконец, о главном: чего, собственно, мое сиятельство для себя хочет?

Сказка. Чистая сказка. Ну ведь не бывает в обычной жизни, чтобы могущественный монарх призвал тебя, да прямо в лоб и влупил: проси, чего пожелаешь! Значит, и отвечать надо по-сказочному. А именно… Ежели мне память не изменяет (со времени, когда слушал эти побасенки, прошло уже очень много лет), первое правило — не жадничать. Полцарства пожелать или, скажем, сокровищ неутащимую кучу — верный шаг к погибели. Просить надо какой-нибудь пустячок. Никому другому совершенно не нужный.

— Матушка Лизавета Петровна! Нет мне большего счастья и лучшей награды, нежели зрить на сем престоле дщерь незабвенного благодетеля моего и всея России, великого государя Петра Алексеевича! Вступивши в возраст, когда телесные немощи то и дело напоминают о бренности бытия, и не имея законных наследников, почитаю единственным благом драгоценную возможность служить Вашему Величеству всем, чем только могу: деньгами, шпагой и самою жизнью…

После столь пышного предисловия императрица несколько насторожилась; но прозвучавшие просьбы ее успокоили. Несколько участков голой степи в Азовской и Богородицкой провинциях, да несколько бесприбыточных мастерских в том же краю совершенно не стоили внушительных сумм, которые я ассигновал на подарки гвардии и от возмещения коих теперь великодушно отказался. Необходимые меры для обеспечения будущих шахт и заводов работниками представляли задачу более сложную — однако имели опорой один из последних указов Петра Великого, позволявший заводчикам выкупать незаменимых работников у прежних владельцев даже без согласия оных. Дорого выкупать: по пятидесяти рублей за душу. Впрочем, не раз убеждался, что сие выгодней, нежели приобретение людей целыми деревнями. Чохом, без выбора, крестьяне вдвое-втрое дешевле — но сколько из них годны в мастеровые? Один из десяти, самое большее.

Опуская недоступные женскому уму подробности, а больше упирая на грядущие доходы казны, изложил планы по железу. Елизавета, при любой неясности, оборачивалась к стоящему подле трона Шувалову — и Петр Иванович, заранее сговоренный мною в компаньоны, давал подобающие объяснения.

— Значит, Шифнеру и Вульфу надобно отказать?

— Как будет угодно Вашему Величеству. Скажу только, что готов платить за вывозную привилегию вдвое против англичан, оставаясь при том в надежде на изрядный барыш.

— Ладно. Внесите сие в Коммерц-коллегию и Сенат. С Нашей стороны препон не будет.

Изящно закруглив наскучившую беседу, Елизавета высочайше изволила прошествовать в придворную церковь. Я следовал за нею. Высшие сановники империи уже ожидали в храме: то был день памяти св. Андрея Первозванного, а для обладателей голубой ленты — орденский праздник. По окончании литургии императрица пожаловала кавалерство трем генералам и свеженазначенному вице-канцлеру Бестужеву. Четверым давним кавалерам даны были золотые цепи ордена: Головину, Куракину, мне; ну, и куда же без него — Ушакову. Кто-то явно заботился, чтоб ни один из нас не получил решающего перевеса над соперником: обоих сделали сенаторами, а влияние Вашего покорного слуги, основанное на деньгах, более чем уравновешивалось наличием в руках Андрея Иваныча такого опасного оружия, как Тайная канцелярия. Что противник при первом же удобном случае не погнушается пустить сей инструмент в ход — сомнений не было. Что случай (если оный замедлит возникнуть) можно, в конце концов, и создать — тоже. Требовалась диверсия, призванная отвлечь внимание старого врага и обременить его иными заботами.