Жизнь и книги Льва Канторовича - страница 15

судить об их идеологии. Наконец, он не увереннаучившись у своего метра мастерству, они станут более прогрессивными. Перед ними, по его мнениювозникнуть разные пути, тем более что и сам манашел еще своей дороги. В авторских выводахтой безапелляционности и прямолинейности, ксвойственны были рисункам в альбоме «Будет войнв серии «Дети революции». Итоговые оценки здесь более осторожны. Так, например, он иронически условиях японского полицейского режима ав«Новый парламент» при всей неопределенсимволического содержания этого произведения почти революционером...

Ученики искренне его идеи. Но трудно понять людей Востока. Быть многие из энергичных и преданных питомцев «революционного Цудо-сан» станут фашистами». Как видим, наблюдения и выводы здесь более сложны и разв очерке-притче, открывающем книгу.

 Сплав профессионального художественного анализа с политической проблематикой сильнее всего сказался в очерке «Араки-сан». Его герой официально признан одним из трех лучших художников Японии, персональная выставка Араки устроена во дворце самой императрицы. Очерк, так же как и предыдущие, предваряется выразительным портретом художника. Л. Канторович изобразил важного, надутого сановника с пухлыми руками, скрещенными на груди. В тексте сказано, что руки «желтые», читатель этого не видит — рисунок без цвета, графически передано главное: «Круглое лицо с выпуклыми глазами замкнуто и неподвижно, как маска Будды. Надменный и величественный, сидел он в широком кресле,  покрытом шкурой леопарда». В книге отдельные очерки, в них контрасты, сопоставления и отталкивания, но они связаны внутренне. Рисуя Араки, Л. Канторович помнил Цудо. Они во всем различны: даже сидят не одинаково.

с Араки что аристократ способен к живому своих чувств, но характер своего рисунка не стал хозяина оживленно беседующим о живописной культуре тока. Араки-сан умеет слушать и говорить. Он собеседникам свои представления об искусстве.

ник против подражания европейцам, он думает, кусство народа должно исходить из только этому народу национальных особенностей и диций. «Гораздо лучше ориентироваться на народное кусство, чем заимствовать у других национальностей».

 Слушая эти слова Араки, автор очерка, конечно ощущал контраст между внешним впечатлением и ностью аристократа-труженика, осуждающего тех, кто хочет отречься от традиций ного искусства. Он презрительно относится к жалким пиистам французских художников, чья творческая гия уходит на преодоление собственных чувств. «Они не художники. Они ремесленники, и плохие», Араки.

 Больше, чем в других случаях, в этом очерке проявляет себя как художник-профессионал, интересно собственно художническое кредо Араки-сан, поэтому приводится пламенный монолог японского стера о «Великой линии». Суть его такова: «Вы мир красок и объемов. Мы все видим прежде всего нию». Вместе с автором очерка проходим мы по ской, слышим пояснения ее хозяина и видим многие рисунки, занимающие целые страницы книги. Канторовича поразили красота и яркость красок на огромных акварелях по шелку (петух среди кукурузы, цапли, гузка, ласточки), свободное и смелое отношение художника к натуре и огромный труд: множество ланных черной тушью этюдов к картинам.

 Советский гость не скрывает своего интереса к ципам Араки, который говорит об истоках свободной широкой техники рисунка, о высоком владении ремеслом, дающем власть над материалом. Для мастера все важно: и техника рисования, и философия искусства, и сорт бумаги, и выбор кисти. Араки-сан с удовольствием показал и пояснил, как создается настоящая линия, и каждое движение на рисунке. «Научитесь у нас, возьмите у нас наше мастерство. Это поможет вам в вашей работе». В начале очерка автор признавался,