В 1928 году, после девятилетки, — она помещалась в Басковом переулке, в доме бывшей гимназии княгини Оболенской,—Лев Канторович поступил в Институт истории искусств, но проучился только год. В 1929-м он оформил свой первый самостоятельный спектакль, начал работать в молодежной газете «Смена» и даже возглавил ее художественный отдел. Теперь он мог считать себя профессиональным художником.
среде молодых ленинградских художников конца 20-х годов Лев Канторович стал заметен. В ту пору молодые журналисты, начинающие писатели, художники не были разобщены. Встречались на Фонтанке в Доме печати, в редакциях «Смены» и «Юного пролетария», в широком коридоре третьего этажа бывшего зингеровского дома (Дом книги), где помещалось Издательство художественной литературы (ГИХЛ).
Первой большой самостоятельной работой Льва торовича стали декорации и костюмы к спектаклю филиала Красного театра (Госнардом) «Набег», поставленному режиссером Вейсбремом по одной из ранних повестей Вс. Иванова в сезон 1929—1930 года. То, что оформителю спектакля 18 лет, никого не удивило: молодые прозаики и поэты не только печатали в этом возрасте свои произведения в периодике, но готовили к печати (и выпускали!) первые повести и даже романы. В кругах молодежи вместе с ленинградцами были приюные дарования из провинции «завоевывать» столицы. Ленинградец Канторович сходился с ними легко, как и со старожилами, видевшими детглазами грозные события революционных лет.
В «Смене» к прежним товарищам Канторовича из среды театральной прибавились новые: при редакции была литературная группа, которую вел Виссарион Саянов, сюда приходили Б. Корнилов, О. Берггольц, Б. Лихарев, в редакции бывали Ю. Герман, Г. Гор, Л. Рахманов — в будущем известные писатели. В самом коллективе «Смены» художник постоянно общался с журналистами А. Розеном, В. Дмитревским, Л. Радищевым. Последний оставил еще не опубликованные воспоминания о совместной работе с Канторовичем. «Помню, как в редакции комсомольской газеты «Смена» появился спортивного вида юноша, рослый, красивый такими рисуют летчиков, танкистов, покорителей Арктики. В дальнейшем, как мы знаем, это впечатление полностью оправдалось. В те времена, а это был конец 20-х — начало 30-х годов, выполняя срочные задания — а они почти все были срочными, — художники рисовали прямо в редакции. В шуме редакционного дня, под звуки телефонных звонков и трескотню пишущих машинок Лев Канторович преспокойно работал. Это хладнокровие нередко выводило из себя нервного секретаря редакции, который начинал «пороть горячку» задолго до необходимого срока...
— Лева, искания потом! Надо же сдавать.
Лев Канторович часто переделывал рисунки по нескольку раз. Иногда нам это было непонятно. Казалось, что рисунок уже вполне готов и вполне годен для печати, но художник вдруг все начинал сначала. Он укладывался в отведенное для него время, но если считал нужным переделать рисунок, то использовал это время до последней минуты. Рядом с двумя опытными ремесленниками,
В.
К. 1930