Жизнь и любовь дьяволицы - страница 25

У самой Руфи начисто пропал аппетит. Она только выпила черного кофе, сваренного из зерен, которые ей удалось соскрести с бугристого льда на дне морозилки.

Она скормила Гарнесу целый фунт масла, но не стала ходить за ним по всему дому, чтобы вовремя заметить, где его вырвет. Ей почему-то казалось, что он напакостит под двухспальной кроватью, на которой она так часто лежала в одиночестве. Дверь в спальню — небывалый случай — была оставлена открытой: прежде, опасаясь Гарнеса и Мерси, она этого никогда не допускала. Она дала Мерси две нетронутые банки сардин, вполне пригодных и для людей.

А вот Ричарду, морской свинке, она не дала ничего. Он прогрыз столько дыр в шерстяных свитерах, причем впереди, на самом видном месте, что она не могла заставить себя позаботиться и о нем тоже. С какой стати ублажать Ричарда? Ее-то никто не ублажает.

После завтрака Руфь не стала убирать грязную посуду и велела детям хорошенько обыскать весь дом на предмет денег. Они кинулись отгибать края ковров, заглянули в щель между плитой и холодильником, перетряхнули коробки с игрушками (до самого дна, покрытого шлепками спекшейся грязи), и детские книжки на полках, и образцы собственного творчества, грудами сваленные на столах, сервантах и в шкафах и, конечно, не забыли про складки диванов и кресел. В результате этих поисков им удалось собрать монет на общую сумму 6 долларов 23 цента.

— А теперь, — скомандовала Руфь, — шагайте в «Макдональдс» и покупайте себе, что вашей душе угодно — «Биг-Мак», «Супер-Мак», рыбное филе, яблочный пирог, молочные коктейли — пейте, ешьте сколько влезет, но при одном условии: домой вы вернетесь ровно в одиннадцать. Ровно! Ни минутой раньше, ни минутой позже.

— Нам не хватит этих денег, — проворчала Никола.

— Больше у меня нет, — сказала Руфь. — Я отдала вам все, что у меня было, запомните это. А что у меня в жизни было? Объедки и остатки.

Они ничего не поняли, да не очень-то и пытались понять и, обиженно ворча, поплелись в «Макдональдс».

Лето в том году было долгое и знойное. Солнце стояло уже высоко, выпаривая из воздуха остатки ночной влаги. И ветерок дул приличный.

Руфь обошла дом и, как любая хорошая хозяйка в такую погоду, открыла окна. Потом она зашла в кухню и вылила во фритюрницу целую бутылку растительного масла — вровень с краем — и поставила ее на слабый огонь. По ее расчетам, масло должно было закипеть минут через двадцать. Она расправила занавески в полном соответствии с замыслом дизайнера — то есть так, что они почти касались края плиты. Она включила в сеть все имеющиеся в доме электроприборы (кроме лампочек, поскольку свет мог привлечь внимание соседей), воспользовавшись удлинителями и тройниками, купленными специально для этой цели. Посудомоечная и стиральная машины, сушилка, вытяжка, кондиционер, три телевизора, четыре электронных игры, два радиатора, музыкальная аппаратура, швейная машинка, пылесос, миксер, три электрогрелки (одна была уже очень старая) и утюг. Все рычаги она вывела на максимальную мощность и затем все включила. Дом загудел, и в считанные секунды в воздухе появился пока еще очень слабый запах паленой резины. Подобные звуки и запахи были обычным делом в Райских Кущах, особенно в воскресное утро. Может быть, на сей раз они были чуть назойливее, когда ветер подхватил их и понес по Совиному проезду.

Руфь вернулась в кухню и включила газ в духовке, затем опустилась на колени, поднесла к горелке электрическую зажигалку и нажала на клавишу. Эти зажигалки устроены так, что если держать их металлическим наконечником книзу по меньшей мере секунд девять-десять, то специальный стержень накаляется докрасна и высекаются искры — и только тогда газ воспламеняется. Эта электрическая штуковина всегда действовала ей на нервы. В то утро она выждала секунд восемь, не больше. Потом она убрала палец с клавиши и закрыла дверцу духовки, даже не убедившись, что огонь зажегся.

Руфь прошла в комнату Энди. Перед уходом он рисовал, и на полу было разбросано с полсотни листков бумаги и штук тридцать фломастеров, в основном без колпачков. Она подтащила его детское кресло-пуф с начинкой из полистирола вплотную к электрическому камину, который он любил включать перед сном в холодные вечера. Стены в комнате были увешаны плакатами и вымпелами.