Жизнь и миг - страница 3
Огонь обглодал краску, прыгал к самой кабине, в кабине вот-вот от жара в осколки разлетятся стекла. Шофер сдул с губ струи пота, руки в ссадинах гоняли баранку из стороны в сторону, машина била, давила громадным ветвистым хвостом пламя, но Василию было уже ясно как день: минута-другая — и взрыв бензобака неминуем. Он распахнул обе дверцы. Сила пожара теперь уходила на юг, огонь убегал на свободу, где никто не стоял на пути, и тут Головнин увидел: со всех сторон мчатся машины с людьми. Десятки машин он увидел сквозь дым и, задыхаясь, упал головой на руль, словно ища в нем поддержки, а в следующий миг на бешеной скорости повел раскаленный грузовик напрямую через остаток поля, дорогу, посадку, и люди только успели увидеть, как он врезался с ходу, как воющий снаряд, в синюю гладь озера.
10.50. Когда двести человек погасили огонь.
Били пламя землей, песком, брезентом, водой. Пожару досталось четыре-пять гектаров.
Дымилась земля. Дымились на людях одежда, обувь. Сидели на земле, лежали. Мокрые, грязные — лица в саже.
На стерне сидели токарь Николай Игошкин, электросварщик Юра Кубрин, кузнец Алексей Яшин, начальник центральной мастерской Павел Правдюк, повар Валя Сидорова, комбайнер Алексей Журавлев. Больше двухсот человек — по кругу возле черной земли. Потом подошел мокрый, в разорванной рубашке, опаленный Вася Головнин. Его кто-то обнял, усадил рядом. Окружили: секретарь райкома партии Евгений Тимофеевич Александров, механизаторы Владимир Королев, Виктор Коблов, пастух Владимир Сергеев… десятки людей.
— Ну, Вася…
Потом началась работа. Люди взялись за уборку спасенного хлеба.
Субботний номер газеты подходил к концу. Прямой и длинный, как взлетная полоса, коридор «Комсомольской правды» был пуст. Яркий свет был лишь в главной редакции. Десять строк сообщения о пожаре пришли последними.
— Вылететь нужно срочно, — сказал ответственный секретарь редакции. — В стране началась массовая жатва, и пример героической битвы за хлеб может иметь громадный резонанс…
За подъездами редакции лежала ночная Москва. Дальше — аэропорт. Машина мчалась по освещенным проспектам города, и в ветровом стекле бесшумно «осыпались» переулки, дома. Сейчас, как и всякий раз, вылетая по срочному заданию редакции, я встречусь, познакомлюсь, подружусь, поругаюсь, поговорю с десятками самых разных людей, о которых в репортаже не будет сказано ни слова. Но я знаю: эти люди сделают все для того, чтобы газета вышла с рассказом о подвиге.
Первыми в ряду этих людей всегда стоят редакционные шоферы. Только что наша «Волга» вырвалась на пустую трассу, и ведет ее ас на предельной скорости: полное понимание момента. Вдоль дороги вспыхивают и гаснут, словно немые взрывы, деревья — от внезапного света фар.
Самолет уходит через тридцать минут — билетов нет.
У диспетчера красные от бессонницы глаза, прокуренный голос, грустная улыбка. За время дежурства перед ним прошли колхозники, военные, корреспонденты, отпускники и опаздывающие из отпусков.
— Там пожар, — говорю я. — Вот телеграмма. Молодой парень, москвич, гасил огонь, рискуя жизнью, и теперь… — Но палец диспетчера уже на рычажке селектора.
— Кажется, уладил — лети. Только расскажи по-человечески, что там случилось. Ждем…
В Саратове было ветрено и солнечно. После нескольких попыток дозвониться до обкома комсомола я вспомнил, что начинающийся день — день воскресный, и, поймав такси, попросил водителя отвезти меня в порт. Таксист был пожилым, неразговорчивым человеком, машина была старой и разболтанной. С сухим грохотом мы катили по городу вниз, к набережной, и, когда я объяснил водителю, что спешу и почему спешу, он не только не увеличил скорость, а, наоборот, стал с усердием объезжать выпирающие из древней мостовой булыжники и у самого порта заявил, что, может, под суд надо отдавать всякого, кто спешит как на пожар.
У пирса толпилось много людей. Волга синела, словно подкрашенная акварелью.
— Точно, — сказал милиционер, — ваш район вниз по Волге. А что там случилось?
— Горел хлеб. Парень один героически тушил пожар. Шофер.