Жизнь и похождения Трифона Афанасьева - страница 20
— Ну, что ж! пожалуй, поедем. Я и то хотел было давеча у тебя заночевать, да не застал тебя дома.
Приятели скорехонько добрались до Пересветова. Между тем небо потемнело; густой туман встал над болотистыми озерками и над рекою, совсем закрыв ее и бор, примыкающий к селу Боровому.
VII
Когда Трифон и Савелий Кондратьич вошли в избу, Анна, вдова Ефимова, сказала полушепотом свекору:
— Бабушке Афимье труднехонько… С чего-то вдруг подеялось… Все металась на печке, больно стонала… А теперича знать полегчело, словно заснула, да все тяжко таково дышит…
— Ну!.. — произнес задумчиво Трифон.
— А как бы не померла за ночь-то? — молвил Саввушка.
— Нету! — отвечал Трифон: — она завсегда так-то с самой осени, да и зиму… Знамо, человек старой, чай все кости болят…
— А что, малый? — потихоньку и будто робко спросил Савелий Кондратьич у Трифона: — не пойти ль, тово, к Арине… Выпить бы надо маненько… Вот, вишь, у меня полтора целковеньких есть, — за работу в Мишине получил…
— Нету, в шинок не пойду, — угрюмо возразил Трифон.
— А сюда бы… Тово… Можно? — умильно спросил Саввушка.
Но Трифон ничего не отвечал на этот умильный вопрос.
— Что ж ты? — продолжал Саввушка, — да!.. Может… Тово… Помирать она собралась?
— Наладил с одним! — сердито отвечал Трифон:- сказано, что завсегда так к осени.
— Ну, и то так… Я теперича пойду к Арине.
И Саввушка вышел.
Через минуту старуха Афимья громко и протяжно простонала. Трепет обдал Трифона, когда он услышал этот тяжкий стон. Анна проворно бросилась на печку к старухе, и в то же время показалась с полатей косматая голова полоумного Мишутки; он смотрел вниз, уставив на отца огромные, безжизненные глаза навыкате.
— Невестка, касатка, — промолвила на полатях глухим полушепотом дочь Трифона Аграфена; — никак бабушка…
И она заплакала, громко всхлипывая. Слова Аграфены с пронзительной болью отозвались в сердце Трифона.
— Что там еще! — сказал он тихо, но очень сердито, — эка дура! ничего не видя, хнычет… Словно махонькая.
Груша тотчас же замолкла и притаила даже дыхание; в то же мгновение спряталась и голова Мишутки: в доме все очень боялись Трифона; со времени последних несчастий своих он стал к семье суров чрезвычайно, даже до жестокости.
Скоро спустилась с печи Анна.
— Ну? — спросил Трифон.
— Кажись, спит, — отвечала она.
Между тем прошло много времени, а Савелий Кондратьич все еще не возвращался. Трифон, однако, не замечал этого. Он был весь погружен в печальные мысли. Опять смерть стучалась в дверь его дома — и новая забота вставала опять для него, забота похоронить старуху: ведь на похороны да на поминки нужны расходы немалые. В избе же было все тихо, так тихо, что всякий звук можно было различить, явственно слышно было и ровное сопенье Мишутки и прерывистое дыхание старухи, тишину эту нарушало лишь изредка резкое вскрикивание сверчка под печкой.
Но, наконец, воротился и Саввушка. Тихонько отворил он дверь, просунул в нее свое узенькое рыльце и визгливым шепотом промолвил оттуда:
— Триша!.. А Триша!.. Идти, что ль?..
— Да иди, провались ты! — отвечал вполголоса Трифон.
— А тетка-то… Тетка Афимья?.. Жива аль тово: померла уж?..
Зло взяло Трифона.
— Ах ты, леший, пьяница!.. Право слово, надоел до смерти, — проговорил он с ожесточением.
— Ну, ну… Ты, Триша… за что? не ругайся! вот вишь… Иду, иду…
И Саввушка вошел в избу, сильно покачиваясь. Бережно, словно клад какой, держал он за пазухой штоф вина; правая рука его лежала на драгоценной ноше, крепко прижимая ее к груди. Видно было, что Савелий Кондратьич не потерял даром времени: лицо его горело как маков цвет, а нос пылал словно полымя: глаза были сильно навыкате. Медленно заплетая ногами и ныряя беспрестанно всклокоченной головою, подошел он к столу, за которым сидел Трифон.
— Важно успел нахлюстаться, — сказал Трифон с презрением.
— А, а! что ж такое? — лепетал Саввушка. — Триша… Ведь на свои денежки… Кровные свои… Ну, и тово… Да ты не тужи, брат… Вишь, целый штоф? целый штофик принес! поживем, Триша…
— Эх, ты!..
— Триша!.. Слабый я человек… Человек, тоись, божий… А никого не изобидел… Вот ей-же-ей! никого как есть… Смирный человек… И у господ служил… И то синя пороха…