Жизнь некрасивой женщины - страница 8

Мы вели отрывочный разговор и перекидывались незначительными фразами. Неприятное чувство какой-то тревоги и настороженности меня не покидало.

Был пятый час дня, когда мы поднимались по лестнице к нашей квартире.

Я мечтала поскорей прийти домой, отдохнуть, рассмотреть все покупки, разобраться в мыслях и впечатлениях. Я была уверена, что посидев для приличия каких-нибудь четверть часа, Васильев наконец уйдет. Втайне я горела желанием спровадить его поскорее.

— Спасибо, — обратилась я к нему, когда мы подошли к дверям, — спасибо за все доставленные удовольствия.

— А я еще не ухожу! — перебил он. — И уходить не собираюсь. Пожалуйста, не смотрите на меня так грозно. Я уже приготовил вам новый сюрприз, который ждет вас дома. — И он с самым бесцеремонным видом нажал кнопку звонка.

Нас встретили мама и тетка в праздничных платьях, возбужденные и веселые. Оказалось, что у Елисеева Васильев заказал целую корзину дорогих закусок и вин, а в Большом взял ложу бенуара на «Кармен», которая шла вечером. Пока мы ездили по магазинам и сидели у сапожника, все это уже было доставлено на Поварскую.

— Скорее, скорее! — тоном хозяина торопил Васильев. — Закусим и поедем. В половине восьмого начало оперы… Есть у вас где-нибудь поблизости телефон, чтобы я мог вызвать для театра машину?..

Так началась эпопея с Васильевым.

Я взглянула на тетку и маму: обе были розовые, помолодевшие, глаза от выпитого вина блестели. Они весело разговаривали между собой и смотрели на Васильева хотя и с удивлением, но восторженно.

Во время антрактов к нам в ложу или, вернее, к Васильеву входили какие-то бесконечные посетители. То какие-то летчики, то политкаторжане, то матросы, то комиссары, и со всеми он обнимался. Какого-то Дмитрия Ивановича Васильев схватил за борт пиджака и пихнул на кресло около тетки.

— Это крупный инженер, одинокий, с большим будущим, у него все есть, кроме жены… он мечтает жениться, — шепнул Васильев, нагнувшись к маминому уху, и бедный Дмитрий Иванович был отдан тетке на растерзание.

На барьере нашей ложи не видно было даже алого бархата: коробки с конфетами, мандарины, плитки шоколада, печенье, — ну, словом, все, что только мог достать Васильев в буфете. А тетка щурилась на бедного Дмитрия Ивановича, хватала его за руки и говорила:

— Нет! Я хочу, хочу быть для вас роковой женщиной! Разве у меня нет для этого чар?..

Дмитрий Иванович, опешив от ее огненных взглядов, растерянно несколько раз оборачивался на Васильева и даже попытался встать с места, но я увидела, как Васильев сзади, незаметно для остальных пнул его в бок носком ботинка, и Дмитрии Иванович, покраснев до ушей, послушно опустился на кресло возле тетки, а та уже щекотала его программой за ухом и томно щебетала:

— Что, нет у вас сил от меня уйти, да? Что, смирились? Ведь я же южанка, я Кармен, и не эта, что на сцене с заученными ариями, а настоящая Кармен, живая, здесь, перед вами, чувствуете? — И, откинувшись на спинку кресла, смеялась резким, неприятным смехом.

По окончании оперы машина Васильева, вместо того чтобы отвезти нас домой, повернула на Петровские линии, и мы очутились ужинающими во вновь открывшемся ресторане «Ампир», где столик № 13 считался за Васильевым. Дмитрий Иванович поехал с нами.

Поздней ночью все мы навеселе ввалились на Поварскую. Было решено, что завтра у нас целый день блины, так как масленая неделя только началась.

Войдя в наши комнаты, я одетая повалилась на постель и долго еще слышала голоса, спор и смех, под которые наконец заснула.

Проснулась я на другое утро с головной болью и очень была изумлена, увидев маму и тетку во вчерашних вечерних платьях. Они хлопотали около большого стола, сервируя его на несколько персон.

Я хотела что-то спросить у мамы, но она приложила палец к губам и кивнула на дверь второй комнаты, давая знать, что мы не одни.

Оказывается, там спали Васильев и Дмитрий Иванович, оставшиеся почему-то у нас ночевать.

Мама с теткой были необычайно оживлены и чем-то взволнованы. Они не ложились всю ночь.

Мама подошла к моей постели, поцеловала.

— Китти, — торжественно сказала она, — Господь послал нам с тобою в жизни много испытаний, и мы очень много страдали, но вот теперь он оглянулся, смилостивился и являет нам огромную, невиданную милость! К нам в руки идет само счастье, да такое, о котором мы и мечтать не могли!