Жизнь ничего не значит за зеленой стеной - страница 15
По крайней мере, М&М должны помогать хирургам извлекать уроки из собственных ошибок. Регулярное всеобщее обсуждение ошибок позволяет избежать их в будущем. Другой, менее желательный эффект — стимулирование страхом: «Если я знаю, что все мои промахи будут подвергнуты огласке, я буду осторожнее, постараюсь творить поменьше глупостей, буду советоваться с коллегами в сложных ситуациях». Никто не желает быть высеченным публично!
Цели М&М благородны, и поэтому на них должна царить атмосфера благожелательности и объективности. Правила здесь просты: на конференцию представляются все осложнения и смертельные исходы, допущенные любым врачом отделения. Осложнение есть осложнение, независимо от того, чем закончилось дело — триумфом или трагедией.
М&М обязана быть демократической процедурой. Просчет босса или местного «хирургического гиганта» интересует присутствующих не меньше, чем оплошность младшего резидента. Любой просчет требует равного подхода.
До сих пор во многих уголках мира подобные конференции не проводятся вовсе, а ошибки и провалы врачей складываются под сукно и скрываются от общественности. В других местах М&М проводятся только для галочки—обсуждаются лишь такие ситуации, когда неблагоприятный исход был неизбежен, или демонстрируются удачные исходы, казалось бы, в безвыходной ситуации. Объективность М&М зависит, главным образом, от председателя конференции и его ближайшего окружения…
В этот день конференцию вел Лоренс Вайнстоун. Рядом с председателем восседал резидент Мошеш, представлявший случай для обсуждения. По сравнению с этой громадиной доктор Вайнстоун казался карликом.
По соседству со мной сидел заведующий хирургической реанимацией доктор Башир Бахус. Я прошептал ему на ухо: «Вот чудеса! Старик Ларри всегда появляется, если представляются ошибки Падрино». Бахус не отреагировал, но прекрасно понял мои слова.
Вайнстоун глянул поверх очков на текст заключения:
— Доложите подробнее, что случилось, доктор Мошеш.
Тот медленно продолжил чтение отчета:
— Престарелая женщина была доставлена в сосудистый центр с преходящими ишемическими нарушениями кровообращения в области правого полушария мозга. Дуплексное сканирование артерий позволило выявить стеноз семидесяти процентов левой сонной артерии. Терапевтическое обследование не выявило у больной противопоказаний к операции, и ей была выполнена эндартерэктомия и шунтирование под общей анестезией. Операция прошла без особенностей…
«На операцию эту несчастную благословил Сусман, — прогудел мне в ухо руководитель хирургического обучения Малкольм Раск. — Толстяк Херб отыщет показания к операции даже у мертвого, если оперировать будет Манцур!»
В аудитории было тихо, наступившее напряженное молчание для многих стало привычным в момент представления еженедельных осложнений доктора Манцура. Манцур носил слуховой аппарат, но сейчас он им не пользовался, вместо этого он приставил руку к правому уху и внимательно слушал. Он сидел в центре второго ряда.
Хирургическая публика М&М рассаживается по неписаному закону. Где бы ни проводилась подобная конференция — в Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе — расположение ее участников почти одинаково. Председатель сидит один в центре первого ряда, второй по значимости участник располагается позади председателя — во втором ряду. Места следующих одного-двух рядов, обычно справа, принадлежат работающим на полную ставку сотрудникам факультета, готовым поддержать председателя в любой момент. Слева от них всегда усаживается старое поколение— хирурги пенсионного возраста, обожающие задавать много вопросов и пускаться в пространные комментарии.
Места подальше по обе стороны от прохода занимают старшие резиденты и волонтеры. Последний ряд недалеко от столика с кофе, кулинарными изделиями и мягким сыром считается вотчиной «оппозиции» или тех, кому очень хочется побывать в роли председателя конференции, но никак не удается стать им. Иногда здесь сидят расстроенные хирурги. Центральные места занимают студенты-медики, для них происходящее событие не менее интересно, нежели шоу на Бродвее.