Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - страница 7
Мы не долго путешествовали с Максимом: он был уволен после того, как он предложил нам идти домой из гимназии разными с ним дорогами на спор, кто скорее придет...
Во время Рождественских каникул я, брат и сестра после посещения елки в Немецком Клубе заболели корью, и мне пришлось около 3-х месяцев просидеть дома. Я, конечно, сильно отстал от товарищей в учебе; поэтому мать пригласила своего брата, Дмитрия Дмитриевича Глики, переехать к нам для того, чтобы наверстать пропущенные уроки и подготовить меня к переходным экзаменам в 1-й класс. Для нас, детей, переселение к нам в дом дяди Мити было большим удовольствием; мы его очень любили, так как он рассказывал нам разные интересные вещи.
Он был небольшого роста, брюнет, с очень скудной бородкой и усами, медлительный в своих движениях. Деспотическое воспитание, которое применяла моя бабушка, Марфа Васильевна, сделало ее детей (кроме моей матери) слабохарактерными и нерешительными. Дядя Митя был самым младшим в семье и особенно отличался боязливостью и замкнутостью. Он был молчалив в обществе, коротко отвечал на заданные вопросы и выглядел необщительным человеком, но отличался большой добротой, честностью и неумением отказать в удовлетворении обращенной к нему просьбы. Его жизнь сложилась очень неудачно, потому что бабушка взяла его из 6-го класса гимназии, поссорившись из-за каких-то пустяков с директором. Он готовился дома для поступления в университет, но обстоятельства его жизни, а также и неуверенность в своих знаниях не позволили ему выполнить это желание, и ему пришлось мыкаться по различным канцеляриям, вместо того, чтобы сделаться настоящим педагогом. Но серьезная подготовка в течении нескольких лет к экзамену в университет сделала из него образованного человека и дала ему возможность в течении своей жизни давать частные уроки по всем предметам гимназического курса. В этом отношении он заслужил почетную репутацию и в течении двух поколений был домашним учителем в некоторых богатых московских домах.
Я остановился несколько долго на характеристике моего дяди, потому что я не могу не вспомнить с глубокой благодарностью о той педагогической помощи, которую он оказывал мне и моему брату Николаю, когда мы обращались к нему в течении прохождения гимназического курса. Главным образом это касалось математики и русских сочинений. Мы ценили в нем незаурядного педагога, который не только помогал нам решить ту или другую математическую задачу, но при этом указывал нам приемы для решения подобных задач в будущем, так что мы после подобных разъяснений становились уверенными в том, что будем в состоянии самостоятельно давать ответы на заданные уроки. Моя признательность к нему обусловливается также и тем, что он сумел в своих беседах со мной по различным научным предметам заинтересовать меня различными проблемами, выходящими из круга гимназического преподавания и давал для прочтения некоторые полезные книги по естествознанию и математике.
Заниматься с дядей Митей было одно удовольствие, и я с братом называли время, проведенное с ним, «усиленными занятиями», понимая это с самой лучшей точки зрения пользы, которую он нам приносил. Каких только вопросов мы не обсуждали с дядей Митей! Пожалуй, из всей родни он был наиболее полезным советником и воспитателем нашего умственного миросозерцания. Воспитанные с детства в строго религиозном режиме, мы были очень удивлены, что, дядя Митя не верит в Бога и не ходит в церковь; любя его мы, дети, просили его пойти в церковь для исповеди и причастия. Мы не боялись с ним говорить на различные темы и задавать ему вопросы, с которыми никогда бы не посмели обращаться к другим членам семьи.
После моего выздоровления было решено, что я, пока не наверстаю пропущенного, не буду ходить в гимназию, и буду усиленно заниматься с дядей. Благодаря его уменью я был в состоянии уже в скором времени усвоить все пропущенное и весной выдержал экзамен в первый класс. В этот период детства я отличался большой рассеянностью, некоторой ленью и нежеланием долго сосредоточиться на данном предмете. Если вспомнить о моей шаловливости, то не трудно понять, что дяде Мите было не легко вести со мной занятия. Вспоминаю один эпизод. Мои занятия с дядей происходили у отца в кабинете, где находился диван. Как-то раз мать вошла в кабинет, чтобы послушать, и увидала, что я лежу на диване с одной поднятой ногой и рукой и в таком положении отвечаю на заданные вопросы. Но не успела она вспылить и накричать на меня за это безобразие, как дядя взял ее за плечи и сказал: «иди и не беспокойся, — слава Богу, что он и так мне отвечает».