Жизнь по-американски - страница 24

Для того чтобы семья могла сводить концы с концами, маме пришлось вспомнить свои навыки белошвейки и устроиться за четырнадцать долларов в неделю в магазин готового платья. Джек же снова отправился на поиски работы. Поначалу удавалось немного поправить дела, сдавая в аренду часть нашего дома, но положение становилось все хуже, и вскоре мы не могли даже рассчитаться за собственную аренду и переехали на верхний этаж большого дома. Когда мы с Муном возвращались домой, он укладывался спать на кушетку, а мне приходилось ставить раскладушку на лестничной площадке.

Никогда не забыть мне канун Рождества в годы депрессии. Нам и раньше-то было не по средствам устраивать роскошный, фантастический праздник, и все же родители всегда придумывали друг для друга какие-то маленькие подарки, не забывая при этом и нас с братом. Однажды, когда у нас не было денег на елку, Нел разукрасила праздничный стол лентами и цветной креповой бумагой, а из пустой картонной коробки соорудила искусственный камин — и в дом наш вошел праздник. Надолго запомнил я эти рождественские дни, когда в доме нашем было мало денег, но много тепла и любви, согревающих нас. По-моему, это гораздо лучше, чем масса подарков, завернутых в цветную бумагу и перевязанных лентами.

В тот памятный день накануне Рождества мы с Муном собирались куда-то идти, когда принесли срочное письмо для Джека. Глаза его засветились. Он только что получил место разъездного торгового агента по продаже обуви. Плата за эту работу не полагалась, Джек просто получал комиссионные. В письме, полагал он, должно быть праздничное вознаграждение.

Мы с нетерпением ждали, когда он разорвет конверт и сообщит нам приятную новость. Достав из конверта листок бумаги, он прочитал его, помрачнел и горько заметил: «Дьявольски удачный рождественский подарок. Меня уволили».

Мы с Муном вернулись в «Юрику», и в один из вечеров раздался звонок из дома. Звонила мама. Она спросила, не могу ли я одолжить ей пятьдесят долларов: отец по-прежнему не может найти работу, и ей нечем расплатиться с бакалейщиком. У меня оставались еще сбережения, которые я сделал, работая спасателем, и я с радостью выслал Нел нужную сумму. Мама попросила, чтобы Джек ничего не знал об этой просьбе, и она осталась нашей с ней тайной.

Спустя какое-то время Джек нашел работу, которая предполагала совмещение должности управляющего и продавца; место это нашлось в одном из небольших магазинчиков какой-то фирмы под Спрингфилдом, в двухстах милях от Диксона и, следовательно, от Нел.

Однажды судьба привела в Спрингфилд нашу футбольную команду, и мы с Муном попросили у Мака разрешения отлучиться на несколько часов, чтобы навестить отца. Дом Джека оказался в каком-то захудалом квартале на краю города, а магазинчик представлял собой мрачную крошечную лавчонку. Джек тщательно его чистил и мыл, но едва ли это могло значительно улучшить его вид. В витринах магазина безвкусные оранжевого цвета рекламные листки расхваливали преимущества обуви по сниженным ценам, а единственной мебелью в лавчонке была небольшая деревянная скамья с железными подлокотниками, на которую садились покупатели, примеряя обувь.

При виде этой унылой картины я вспомнил детство, наши разговоры с отцом и его мечты, которыми он делился с нами, о величественном торговом центре, который он когда-нибудь откроет. Потом мне вспомнился элегантный магазин модной обуви, где он еще так недавно работал и который отвечал его мечтам. На глаза накатились слезы, и я отвернулся, чтобы отец этого не заметил.

Глубокая религиозность мамы оказывала влияние и на меня, и я много молился. В те дни я молил Бога о том, чтобы состояние дел в стране улучшилось, чтобы поправилось положение и в нашей семье, а также во всех семьях Диксона. Я также молился перед началом каждого футбольного матча.

Среди ведущих игроков команды я единственный поступил в колледж сразу же после школы. Остальные были взрослее, а двое-трое вообще значительно превосходили меня по возрасту: по окончании школы они влились в рабочий класс «бурных двадцатых» — работы тогда было еще достаточно. В колледж они поступили уже позже, когда разразилась «великая депрессия», считая, что лучше уж так, чем просто просиживать штаны без работы.