Жизнь пяти - страница 14

Не удивительно, что многие коллеги-академики сегодня были настроены настолько упрямо, настолько скептически непримиримо, раздраженно, даже нарочито жестоко? враждебно, ожидаемо, что несмотря на старания, на их с Нилом терпение и долгие уверения, мало кто захотел присоединиться. Она не имела право осуждать их: тех, кто в итоге, развернувшись, скрылся в безопасных тенях сумерек, кто тихим шелестом ветра, не попрощавшись, растворился в спертом от тяжелого дыхания собравшихся воздухе комнаты, кто не пришел, сославшись на занятость или заботы, она не смела сетовать на их малодушие или неосознанность, на желание сохранить собственную карьеру, жизнь, семью, близких, ведь в ответ их просили непомерно много. Просили выступить против короля – самого могущественного человека, мага в мире. Она, быть может, и сама оставила это, да не могла.

После всего, что Скейлер сделал с жителями Мирана, что она сама видела в десятках других городов, после того, что стало с Нилом…

Нил…

И снова эти мысли. Снова сожаления, иррациональное беспокойство, полу интуитивные страхи, щемящие грудь предчувствия.

А что, если он не справиться, что, если…?

Колючие, ядовитые стрелы ночи безжалостные и беспощадные, впивающиеся страшным наваждением в застывшее беззащитное, обнаженное, прекрасное тело.

Нет…

Тихий, протяжный стон над согретой их движением, их любовью, их жизнями постелью.

Он, так рядом. Ее пальцы, скользящие, стремящиеся к нему, неловкие, торопливые. Его лицо. Размеренное, ровное, спокойное дыхание. Белоснежные простыни-саваны, обвивающие неподвижное, застывшее тело.

Ее губы, такие поспешные, такие дерзкие, жадные, сухие и остывшие, облегченно касающиеся, впивающиеся в его. Тепло на коже. Затмевающий взор пар от его дыхания. Легкая сонная полуулыбка.

Жар и мрак меркнущего, отступающего, обезоруженного, безобразного видения конца. Видения, которое однажды, рано или поздно, неизбежно станет их правдой.

Эпоха Первого Парламента, несколько лет спустя второго миранского восстания…

Утренний город. Один в череде многих, так не ставших его приютом. Один и на сей раз, слава Йерка экусо26, не последний.

Пустой причал, залитый беловатым, с еще не ушедшими окончательно оттенками оранжево-розового и серовато-синего светом только-только показавшегося из-за горизонта солнца, знакомый до дрожи в руках соленый, влажный, настойчиво взывающий к его естеству, к его корням, к его сердцу ветер, развивающий концы расшитого, алого шелкового пояса, чуть касающийся волос, собранных в длинную, тугую, упругую, тяжелую косу, и будто старый друг по-своему нежно треплющий оснастку непривычно большого и неповоротливого на первый взгляд тартрилонского корабля.

Зербея ней, да он бы тысячу раз предпочел убраться отсюда на какой-нибудь захудалой риденской вукре27, чем ступил на палубу этого кен арта ир-ваанта28, да вот только никто не собирался спрашивать его мнение.

Ехидный смешок на искривленных губах.

Забавно, насколько же искусно, насколько умело и своевольно плетет для них нити-пути судьба. Эх, вот истинная эльма локи! Дерзкая, задиристая, неутомимая, не обделенная юмором как молодая арданская плутовка илса29.

Олда-олда30…

Ривин смеется, однако почти тут же замолкает. Тонкая лента белого каменного причала начинает медленно удаляться, подернувшись едва уловимой рябью зарождающегося в первом, широком замахе весел движения. Сначала будто кажется, что это сам город вдруг неповоротливо пятится, боязливо отступает назад к далеким, едва заметным хребтам Ижгира31, однако спустя мгновение приятный, тихий, в рванном шуршании ветра перелив волн наполняет слух, и все встает на свои места.

Корабль отплывает, неспешно, лениво покачиваясь на мелкой ряби волн, послушно ведомый пока лишь мыслями и силой стальных крепких рук людей, а не ветром и причудливыми, изменчивыми течениями океана, направляется к выходу из портовой гавани. Вокруг, на широкой, просторной палубе, залитой солнцем и тишиной, все как один напряженно застывшие на своих местах тартрилонцы зоркими, прищуренными глазами орлов всматриваются в зеркальную, поблескивающую гладь воды. Теперь здесь опасно и узко, теперь здесь нервничают даже такие бесстрашные морские странники, как они.