Жмурки с Иваном-царевичем - страница 4

Вернулся с продолговатым кожаным футляром, положил на стол и отхлебнул из своей чашки:

– Хочу отдать тебе. Вижу, у тебя все негладко. Удача ой как нужна…

– А как же вы без нее? – нахмурилась Мила, пытаясь разобрать, в себе ли собеседник, и припоминая о постоянных мелких проблемах соседа со здоровьем.

– Мне, знаешь ли, деточка, уже никакая удача не поможет, – вздохнул и натужно улыбнулся. – Всему свое время, – протянул футляр: – Открывай!

Мила откинула крышку футляра и ахнула. На красной подушечке лежало золотое перо. Так бы, наверное, выглядело перо голубя, если бы птичка была из благородного металла. Осторожно вынула и повертела в руках. Вещица оказалась тяжелой и прохладной на ощупь. Мила покачала головой и облизнула губу, возвращая подарок обратно в футляр.

– Я не могу это взять, – возразила она и положила коробку на стол.

– Знал, что так скажешь, – ухмыльнулся старик. Отхлебнул еще чаю и задумчиво продолжил: – Я коллекционировал мистические вещички всю жизнь, и, когда стал забываться, все самое дорогое отдал сыновьям, думаю, они не будут возражать, если это подарю тебе.

– Не могу взять, – снова покачала головой Мила.

– Давай сделаем так, – Дмитрий Львович рубанул по пространству ребром ладони. – Старший приедет в среду. Как он приберется, приходи наряжать елку. Отдам подарок при нем. Если он разрешит, возьмешь?

– Чувствую, что придется, – усмехнулась гостья.

– Вот и славно, – подытожил старик. – А теперь давай займемся чаем, а то остынет все, пока болтаем.

Мила послушно уткнулась носом в чашку. Хотелось закрыть неудобную тему с подарком как можно быстрее. Вряд ли талисман решит ее вполне земные проблемы, а вот устроить Дмитрию Львовичу неприятности и ссору с отпрысками на пустом месте очень даже можно.

Домой попала поздно, засиделись с соседом за болтовней. Скинула одежду и улеглась на неубранной с утра кровати. Отчего-то настойчиво захотелось блина с шоколадом. Махнула рукой. Незачем баловать себя часто, иначе праздник перестанет быть праздником. Закрыла глаза, в который раз мысленно смакуя все свои неприятности, и сама не заметила, как заснула.

Иван запер блинную, проверил, закрыты ли рольставни, скрывающие витрину от посторонних взглядов, и внимательно посмотрел по сторонам. Тихонько свистнул. В скупом свете фонарей мелькнула маленькая тень, и серая крыса встала на задние лапы в шаге от блинопека. Мужчина достал из кармана нейлоновый квадрат и, развернув его в старушечью сумку с длинными ручками, поднес одним краем к грызуну.

– Прыгай внутрь! – скомандовал вполголоса, и Серый повиновался.

– Ненавижу метро, – проворчал, устраиваясь в сумке удобнее. – Шумит ужасно и так много запахов!

– Пешком к полуночи не успеем, – возразил Иван. – Ты же хочешь домой уже сегодня?

– Спрашиваешь!

– Тогда в путь! Всего-то пять остановок потерпеть, – подытожил Иван и обреченно нырнул в стеклянные двери станции.

За пять лет в Москве он так и не смог привыкнуть к подземке: поначалу подъезжающий поезд будил внутри царевича такой страх, что меркли даже встречи со Змеем Горынычем и войском соседей вместе взятыми. Иван очень быстро смекнул, что железный зверь безопасен, но избавиться от противного холодка внутри никак не мог. Давно привык к автомобилям, не шарахался от мотоциклов и обычных поездов, освоил велосипед и даже специально съездил в аэропорт посмотреть на железных птиц, но метро по-прежнему вызывало священный трепет. Так что Серого понимал, как самого себя.

Нет, по большому счету, город нравился Ивану, особенно после встречи с Ядвигой, когда многое стало понятнее, но раздражающие и пугающие недостатки все-таки остались и сейчас. Старался о них не думать. Живот сохранил, ноги-руки целы, так к чему печалиться? Хорошо бы еще Ядвига не схитрила… Так хочется домой! В теплый терем к братьям, отцу, просторам полей и лугов…

Внизу на Ивана никто не обращал внимания, все спешили по своим делам. Лишь в полупустом вагоне какая-то девчушка томно посматривала из-под ресниц, но царевич привычно отвернулся. Каждой частичкой души мечтал попасть домой, к чему морочить девиц тут? Если бы хотел остаться, непременно бы познакомился со сладкоежкой в розовом пальто. По глазам вся суть видна, а у «пятничной гостьи» взгляд нежный, как кружево, и добрый, как материнская ласка.