Жница и кровосос - страница 2

— Покажи мне, — говорит девица, — это свое «не», тогда я его от тебя косой моей отрежу. Враз помрешь.

Молчит Лестат.

— А если не можешь — нету его. Значит, и так мертвый ты, чего же боле? Что я могу еще сказать? Разве то, что жизнь и смерть одно.

— Не утешает, — отвечает ей кровопивец.

— Значит, послано было сие тебе в наказание либо за дурные дела, либо за сугубые добродетели, — говорит девица. — Давай по пунктам разберемся. Был ли ты умненьким — благоразумненьким, деревяшка алавастровая? Творил ли добро по полной программе — кстати, это и само по себе занятие небезвредное?

— Творил. Кусал одних негодяев с черным каменным сердцем и черствой душонкой — еле переваришь потом. Дряхлых старушек в дальнюю дорогу снаряжал и через нее провожал… тьфу, переводил. Юных красавиц в нежную шейку целовал к обоюдному насыщению и удовлетворению и для радости их несказанной. Толпами за мной ходили.

— Ну, тогда, думаю я, исполнилось над тобой обетование. Что христиане для себя просят — знаешь? Тела нетленного, нерушимого, красотой и формой душе их соответствующего. Ты кто — христианин вроде?

Кивнул Лестат и заплакал горько.

— Вот и сделалось точь-в точь по молитве твоей. Нерушим ты и во веки веков порче не подлежишь. Приговорило тебя и пыльным мешком прихлопнуло.

— А не снимешь ли ты с меня жизний приговор, Смертушка дорогая?

Узнал ее, стало быть, Лестат.

— Уволь: не я приговоры выношу, не я печать ставлю, не я и подписываю. Разве что тонкое тело от толстого отделить могу. А что тебе с того — летать в эмпиреях ты и так летаешь, за косячок держась.

— Так что же делать?

— Ждать, милок, точно как и я жду. Знаешь, небось, что всякий хмырь болотный, краткосрочный с одним-одинешеньким вопросом рождается: в чем смысл и тайна его жизни. И до того не умрет, пока до смысла того и до тайны сей не докопается. Только чаще всего неправильный получается смысл этот, земной. Никакой тебе транс-цен-ден-тальности. Оттого и ошивается род людской на планете, переливается через ее край, точно питательный бульончик с микробами. Мертвый ты или живой — попадешь на ужин мой. Свет луны иль пламя дня — одинакова херня.

— Как безнадежно-то.

— Да не грусти! Пришелся ты мне по душе и по телу. Любовник Смерти — слышишь, как звучит? Прямо как Борис Акунин. Так что давай уж вместе куковать будем. Как говорится, пой куку, пой куку — сколько человечкам осталось. Вот и посмотрим вместе, что выйдет, когда Вселенная от их дел окончательно накроется медным тазом.

— Серебряным, — поправил Лестат, заключая Девушку-Смерть в свои холодные и нежные объятия.