Жозефина - страница 4

Эта осторожность спасла его. В дверях самолета показался высокий, худощавый человек в светлом плаще, отнюдь не военного образца. Он взмахнул рукой, и в сторону кустов, где прятался Березкин, полетела ручная граната. Она еще не успела взорваться, как коротко ударил автомат, человек в плаще схватился за плечо и полетел вниз на гудрон шоссе.

Курбатов поднял пистолет и стал яростно стрелять по окнам самолета. Он словно дал выход пламени, оно вырвалось из разбитых стекол и стало лизать обшивку. Теперь Курбатов больше не сомневался — в самолете никого не могло быть.

Толстый полковник не шевелился. Но тот худощавый, в плаще, что бросил гранату, медленно полз по направлению к кювету, оставляя за собой кровавый след.

С минуты на минуту Ю-50 взорвется, а тогда погибнет и этот. Курбатов выругался. Спасать врага, рискуя собственной жизнью. Чего только на войне не бывает!

Курбатов подавил в себе последние колебания, вскочил на ноги и, держа на всякий случай пистолет наготове, опрометью пробежал мимо горевшего самолета к краю кювета, до которого успел доползти раненый. Раненый не сопротивлялся и громко стонал. У него было худощавое бледное лицо с черными усиками. Курбатов ощупал его карманы — оружия не было. Он взвалил раненого на себя и, спотыкаясь от тяжести, потащил в кусты. Но вдруг тот словно очнулся и стал судорожно рваться, до боли царапая шею Курбатова.

— Да тише вы! — крикнул Курбатов, уже не в силах больше терпеть боль.

Скинул с себя беспокойную ношу, и раненый шмякнулся на траву у дерева. Его узкое лицо исказилось от боли.

Курбатов вытащил платок и приложил к саднящей шее.

Из кустов выскочил Березкин и, увидев в руках Курбатова окровавленный платок, яростно вскинул автомат.

— Березкин! — закричал Курбатов. — Не смей!… Опусти автомат!… Опусти, приказываю!

Березкина била дрожь. Все напряжение последних часов: ожидание смерти под свистом бомбы, злость за потерю машины, усталость от долгого пути — требовало бурной разрядки.

Курбатов сильным ударом выбил автомат из рук Березкина, и раненый вдруг, охнув, откинулся к дереву.

— Перевяжи его!

Березкин медленно приходил в себя.

Курбатов разглядывал раненого. Подвижное лицо, лохматые черные брови, удивительно не соответствующие тоненькой, тщательно подбритой полоске усов. Курбатов невольно заметил небольшую ладонь с длинными пальцами. Почему-то эти длинные пальцы с коротко остриженными ногтями вызвали у него обостренное недоброе чувство. Холеные ручки, только что метнувшие гранату!

— Перевяжи его! — повторил он.

Березкин скорее автоматически, чем послушно, опустился на колени и, вынув из кармана бинт, нагнулся к пленному; ухватил обеими руками рубашку ниже ворота, и она затрещала, разрываясь до самого низа; затем разом стянул с плеч вместе с рубашкой и плащ и пиджак, обнажив впалую грудь, поросшую рыжим пушком.

Пуля прошла чуть выше локтя, очевидно задев кость. Раненый взглянул на руку и вдруг заплакал.

Удивительное дело, Курбатов, ожидавший чего угодно, но не этих слез, вдруг почувствовал, что злость постепенно уступает чувству, к которому примешано ощущение сочувствия. Он привык ненавидеть врага, но, когда увидел перед собой узкие плечи, вьющиеся колечки рыжеватых волос на груди, увидел слезы, смутился.

— Что это он? — спросил Березкин. — Рехнулся?

— Бинтуй! — со злостью приказал Курбатов.

Березкин развернул бинт, но раненый отшатнулся и истерически закричал:

— Убейте меня! Убейте!…

— Тоже француз? — спросил Березкин; бурное сопротивление его озадачило.

— Но! Но! Я не фашист, — вдруг сказал человек, протягивая здоровую руку ладонью вперед, словно отгораживая себя от несправедливого обвинения. — Я музыкант!

— Музыкант! — удивился Курбатов и вдруг пожалел, что, рискуя, тащил его на себе. — Когда вы бросали гранату, — зло сказал он, — вам казалось, что вы бьете в барабан!… Бум!… Вы и в самом деле музыкант? — переспросил он.

— Да, был им еще десять минут назад, — проговорил француз, — теперь для меня все кончено. Музыкант Поль Венсан прекратил свое существование…

Поль Венсан! Курбатов невольно посмотрел в ту сторону, где находилась Жозефина. Он начиная понимать многое. Несколько мгновений молчал, как-то заново рассматривал человека, которого старался представить себе совсем недавно, когда шел по дороге. Почему-то он представлял себе его совсем иным. Каким, точно сказать не мог бы, но совсем иным…