Жребий Иерусалима [= Поселение Иерусалим; Иерусалимов Удел / Jerusalem's Lot] - страница 7

– Я и «Дочь Конвея» читала. Мне тоже понравилось. Как, наверное, и всем.

– Да нет, очень немногим, – признался он честно. Миранде тоже нравилась «Дочь Конвея», но большинство из его приятелей поругивали эту вещь, а критики просто смешали ее с грязью. Ну, на то они и критики.

– Тогда только мне.

– А новый вы читали?

– «Билли сказал – уезжай»? Нет еще. Мисс Кугэн из аптеки говорила, что он очень неприличный.

– Черт, да он почти пуританский! – возмутился Бен. – Язык грубоват, но когда ты пишешь о необразованных парнях из деревни, нельзя же… слушайте, хотите мороженого или еще чего? Мне хочется вас угостить.

Она в третий раз посмотрела ему в глаза, потом с благодарностью улыбнулась.

– Спасибо, с удовольствием. У Спенсера чудесное мороженое.

Так все и началось.

– Это и есть мисс Кугэн? – спросил Бен, понизив голос.

Он смотрел на высокую худую женщину в красном нейлоновом плаще поверх белого форменного халата. Ее подсиненные волосы были завиты.

– Да. Она каждый вторник приходит в библиотеку с тележкой и набивает ее доверху. Мисс Стэрчер просто с ума сходит.

Они сидели на красных кожаных стульях в кафе. Он потягивал шоколадную воду, она – клубничную. У Спенсера находилась и местная автобусная станция, и они могли видеть через старомодный дверной проем зал ожидания, где одиноко сидел молодой летчик в синем мундире, печально глядя на свой чемодан.

– Похоже, ему не очень хочется ехать туда, куда он едет, – заметила она, проследив его взгляд.

– Отпуск кончился, наверно, – сказал он. Теперь, подумал он, она спросит, служил ли я в армии.

Но вместо этого она сказала:

– Скоро и я так же поеду. Прощай, Салемс-Лот. Наверное, буду так же тосковать, как этот парень.

– Куда, если не секрет?

– В Нью-Йорк. Проверить, могу ли я жить самостоятельно.

– А почему бы не попробовать сделать это здесь?

– В Лоте? Мне здесь нравится. Но вот родители… вы понимаете. Они всегда словно подглядывают за мной. К тому же в Лоте девушке почти негде работать. – Она потупилась, глядя в свой стакан. Шея у нее была крепкой и загорелой, как, наверное, и вся ее фигура, вырисовывавшаяся под простым легким платьицем.

– А кем вы хотите работать?

Она пожала плечами:

– У меня заочный диплом Бостонского университета. Искусство и английский. Выбирай любое. Но оформлять офисы я не умею. Кое-кто из девочек, с которыми я училась, сейчас работают секретаршами, но я печатаю довольно плохо, не говоря уж о компьютере.

– Тогда что же остается?

– Ну… может быть, какое-нибудь издательство, – сказала она с сомнением в голосе, – или магазин… что-нибудь по части рекламы. В таких местах всегда нужно что-то рисовать, а я это умею.

– У вас есть предложения? – спросил он.

– Нет… нет. Но…

– Вам нечего делать в Нью-Йорке без предложений. Поверьте мне. Вы собьете все каблуки в поисках работы.

Она невесело улыбнулась:

– Конечно, вам лучше знать.

– Вы уже работали где-нибудь?

– Да, конечно. Удачнее всего в корпорации «Синекс». Они открывали новый кинотеатр в Портленде и заказали мне двенадцать картин в фойе. Заплатили семьсот долларов. Этого мне хватило, чтобы выкупить машину.

– Что ж, вы можете поехать в Нью-Йорк и снять там комнату на недельку, – сказал он, – и обойти все магазины и издательства с вашим дипломом. Только требуйте договора сразу на полгода, чтобы вас не надули. И не дайте этому городу завладеть вами.

– А вы? – спросила она, погружая ложку в мороженое. – Что вы делаете в этой глуши с населением тысяча триста человек?

Он пожал плечами:

– Пытаюсь написать роман.

Она была явно удивлена.

– Здесь, в Лоте? Но почему? И о чем?

– Вы пролили.

– Что?.. Ах, извините. – И она вытерла свой стакан салфеткой. – И вообще, вы не подумайте, что я такая уж болтушка. Обычно я не люблю говорить.

– Не извиняйтесь, – сказал он. – Все писатели любят говорить о своих книгах. Иногда перед сном я читаю, что пишут про меня в «Плейбое». Очень интересно.

Летчик встал. К кафе подкатил автобус, проскрипев тормозами.

– Я четыре года прожил в Салемс-Лоте мальчишкой на Бернс-роуд.

– На Бернс-роуд? Там же ничего теперь нет, кроме болота и маленького кладбища. Они называют его Хармони-Хилл.