Жребий принцессы - страница 10

— Будь с ним помягче, Сареван. Он не так слаб, как кажется, но и не настолько силен, как воображает, ведь воспитывали его не так, как тебя. — Да уж надеюсь, — огрызнулся Хирел. Они не слушали его. Они вообще редко к нему прислушивались. Глаза жрицы говорили о множестве вещей, а жрец отвечал ей таким же упорным взглядом. Она умоляла. Он отказывался. Он посмотрел на Хирела без излишней холодности, но как-то непримиримо и наконец сказал по-асаниански, чего мог бы и не делать:

— Это избалованный ребенок, которому нравится корчить из себя мужчину. Он надменный, невыносимый и ужасно испорченный. Почему я должен угождать ему?

— Надменный, — повторила жрица. — Невыносимый. Ужасно испорченный. А ты, надо полагать, само совершенство, Сареван Ис'келион?

— Юлану он понравился, — сказал Сареван. — Я обещаю проявить мягкость, на какую только способен. Это тебя удовлетворит? Она глубоко вздохнула.

— По-моему, ты сумасшедший. Но я знаю, что никому другому он не сможет так безоговорочно доверять. Прокляни свою честь и сострадание, в котором ты не желаешь сознаваться. И еще об одном хочу предупредить тебя: я послала весть твоему отцу.

В этих словах чувствовалась угроза, но Сареван лишь улыбнулся.

— Отец знает, — сказал он. — Я и сам отправил ему послание. Мне известен сыновний долг, сударыня. — И он позволил тебе уехать? Сареван расплылся в улыбке.

— Он не приложил больших усилий, чтобы остановить меня. Жрица подняла голову и сдвинула брови. — Сареван…

Его сверкающие глаза в напряженном молчании встретились с ее взглядом. Спустя несколько мгновений Орозия склонила голову и глубоко вздохнула.

— Ну что ж, хорошо. Но тебе придется заплатить за это. Моли Аварьяна, чтобы цена не оказалась чересчур высокой. — Я заплачу столько, сколько нужно, — сказал Сареван. Она не подняла глаз, словно не могла сделать этого. — Тогда иди, — сказала она так тихо, что Хирел с трудом расслышал ее слова. — И да хранит тебя бог.

Дорога в Асаниан показалась слишком длинной для утомленных ног Хирела. Сенелей у них не было, да их и негде было взять, а Юлан не привык ходить на поводке. Он убегал и прибегал, когда хотел, охотился для них, когда у него было настроение, утром или днем тратил по часу на умывание. Лишь изредка он позволял измученному принцу сесть к себе на спину.

Но Хирел и не требовал этого. «Ужасно испорченный», сказал о нем Сареван. Эти слова мучили его, как старая рана. Они были даже хуже, чем болячки, которые быстро и хорошо заживали, оставляя после себя шрамы, на которые Хирел не обращал внимания. «Ужасно испорченный». Его братья часто повторяли то же самое. Но тогда это его так не обижало, может быть, потому, что он понимал: зависть измучила и иссушила их сердца, а жажда измены убивала их.

Что же касается Саревана, то он произнес эти слова лишь однажды, но этого оказалось достаточно. Хирел должен был показать себя. И он сделал это. Он шел без жалоб и протестов, хотя солнце нещадно палило, а струи дождя заливали его незащищенную голову. Когда было нужно, он карабкался; он почти перестал спотыкаться и мало-помалу становился закаленнее. С наступлением ночи он валился на землю и тут же засыпал.

Это своего рода лекарство помогало ему забыться. Но в его снах вновь и вновь появлялись цирюльники, и ножи, и смех его братьев. Иногда Хирел просыпался, дрожа всем телом, с мокрым от слез лицом, и с трудом подавлял крик ярости, боли и тоски по дому.

Они медленно продвигались все дальше и дальше на запад. При'най, лежавший на их пути, они обогнули с севера, потратив слишком много времени на то, чтобы добраться до границ Керувариона. Суровый край: холмы, скалы и лишенные растительности каменистые предгорья. Людей почти не было, а те немногие и подозрительные, кто встретился на их пути, оказались охотниками и пастухами. Ожерелье Саревана служило здесь паролем, да еще сияние, исходившее от него по его воле. Этот человек был способен очаровать даже камень.

Он изо всех сил старался очаровать и Хирела: рассказывал по пути разные истории, пел или просто говорил, легко и свободно, не обращая внимания на ответное молчание, или односложные ответы, или откровенное нежелание общаться. Его голос, звучавший в такт их шагам, был как ветер, как дождь, как ясное небо — спокойный, убаюкивающий и даже приносящий утешение. А потом Сареван замолкал, и это тоже действовало успокаивающе. Одним словом, он оказался спутником, который не требовал слишком много.