Жребий принцессы - страница 16

Придумав план действий, он взглянул на свою одежду. Она оказалась влажной. Хирел вновь чуть не расплакался.

Открылась дверь. Чтобы войти, Саревану пришлось нагнуться. Несмотря на худобу, плечи у него были крепкие и широкие, и он заполнил собой всю комнату. Лицо его окаменело, глаза горели.

Хирел прислонился к холодной шершавой стене. Он и сам не помнил, как оказался возле нее. Каким-то образом жрец угадал его намерения украсть и сбежать.

Нет. Только настоящие маги смогли бы проникнуть в чужой разум, а настоящих магов не существует — одни шарлатаны. Сареван слепо огляделся вокруг, то сжимая, то разжимая кулаки. Его правая рука, которую укусил Хирел, взлетела к ожерелью и вновь опустилась.

— Они сожгли его, — хрипло вырвалось из самых глубин его груди. — Они сожгли его до самого основания.

— Что? — вскинулся Хирел, взбудораженный чувством собственной вины и неожиданностью.

Сначала ему показалось, что Сареван его не расслышал, потому что даже не посмотрел в его сторону. Но в конце концов он ответил все так же тихо и хрипло:

— Храм Аварьяна. Они его сожгли. Сожгли вместе со жрецами, пепел присыпали солью, а посреди развалин установили камень-демон, до тысячного поколения прокляв тех, кто молится Аварьяну, и его самого. Но почему? В чем причина столь непомерной ненависти?

В его словах сквозила боль, такая сильная, что у Хирела сжалось горло, и его собственные слова прозвучали сдавленно:

— Здесь Аварьяна считают врагом, символом завоевателя, символом империи, которая дерзнула воспротивиться нам и бросить нам вызов. В каждом жреце здесь видят шпиона, а некоторых действительно уличают в этом. Но такая сильная ненависть… Я не понимаю.

Смех Саревана прозвучал пугающе.

— Зато понимаю я. Все это политика, холодная политика. Игра в «королей и города», вот только пешки здесь заменяются живыми людьми. Если сжечь храм властелина, откроется путь к уничтожению его империи. Они приняли мучительную смерть, мои братья и сестры. Они погибли, как морские пауки в котле.

— Может быть, они оскорбили кого-то могущественного, — сказал Хирел. — Никакого заговора, просто личная месть. Но какова бы ни была правда, тебе здесь находиться небезопасно, и ты не должен медлить. Теперь уже весь Шон'ай видел твое ожерелье.

— О да, они видели его. Они все видели меня, ублюдка, монстра, порождение дьявола. Я опрокинул этот проклятый камень, пропел хвалебные гимны и наложил собственное проклятие.

— Ты окончательно спятил. — А ты этого не знал?

— Теперь они охотятся на тебя. — Сердце Хирела отчаянно билось, но голова была ясной. — Мы еще успеем бежать. Мы скроемся в толпе. Ты можешь пригнуться, прикрыть тело и волосы или даже прикинуться хромым.

— Нет, — ответил Сареван. — По крайней мере один из моих братьев-жрецов остался в живых, хотя его бросили в темницу. Но я найду его. Клянусь Аварьяном, я найду его. — Его слова звучали так, словно заключение в тюрьму было вещью невозможной, словно это было жестоким личным оскорблением. И тем не менее, когда он вновь взглянул на Хирела, он казался человеком здравым, спокойным и рассудительным. — А ты должен идти. Юлан присоединится к тебе, когда ты окажешься за воротами; он будет охранять тебя, он укажет тебе путь и приведет к отцу целым и невредимым. Никто не тронет тебя, пока он будет рядом.

Все было верно и мудро. Хирел и сам намеревался сделать то же самое. Вот только…

— Я не брошу тебя, — упрямо заявил он. — Львенок, — сказал Сареван, — ты ничем мне не поможешь, а только помешаешь, и к тому же весьма вероятно, что это приключение будет стоить мне жизни. Ведь на развалины храма наложил проклятие маг; он силен и не знает, что такое милосердие. Хирел усмехнулся. — Маг! Я прямо дрожу от страха.

— И правильно делаешь, мальчик. Он не какой-нибудь ярмарочный жулик. Он наделен силой, реальной силой, и он вкусил мрака.

— Все это суеверие. Мне-то лучше знать. Я видел магов в Кундри'дж-Асане. Всякие там порошки, заклинания и песнопения да еще мистическое позирование. Толпу это впечатляет, а самих магов обогащает. Мой отец считает забавным держать наиболее презентабельных при дворе. Он говорит, что они не способны повредить ему и в один прекрасный день могут пригодиться.