Жребий принцессы - страница 19
— У меня есть твоя кровь, дитя Солнца, — спокойно сказал маг. — Это заменит мне и книгу и круг. У Саревана перехватило дух. Его вызывающее поведение граничило с безрассудством. Быть может, притворным. А может, и нет. — Попробуй только дотронуться до меня.
— Довольно, — тихо, но так, что все расслышали, произнес Эбраз. — Я не могу допустить, чтобы ты бежал, мой господин. И ты, конечно, понимаешь это. Твоего слова будет достаточно, но… Князь Зорайян человек трудный, и к тому же он не совсем доверяет мне. Поэтому я должен проявить строгость, хотя бы для видимости. Но излишне суровым я не буду.
— Я запомню это, — сказал Сареван, предупреждая и обещая.
— Запомни это, мой господин, и прости. — Эбраз сделал знак своим людям. — Нижняя тюрьма. Минимум ограничений, но постоянный присмотр. В пределах разумного обеспечьте его всем, что он потребует.
Темница была мрачной, сырой и зловонной — подземная тюрьма со всеми ее прелестями. Но Сареван только улыбался.
— Довольно просторно, — заявил он стражнику, стоявшему ближе других. — Хорошее освещение и чистая солома, как я вижу. Крысы? Да? О, ну что это было бы за подземелье без крыс?
С Хирела сняли цепь. Он рванулся к двери. Стражник с оскорбительной легкостью поймал его и не торопился отпускать, пытаясь стащить с него штаны. Хирел опрокинул его. Сареван расхохотался.
— Разве он не чудо? Охраняет свою добродетель почище какой-нибудь девственницы. Впрочем, не слишком убедительно…
Странники осклабились. Ставший жертвой Хирела с кряхтением поднялся на ноги, но жажда убийства уже исчезла из его глаз. Больше он не пытался трогать принца.
Пленникам оставили тусклую лампу в нише под потолком, отчего в мрачном помещении появилось еще больше теней. Дверь с грохотом захлопнулась, скрипнули засовы. Хирел повернулся к Саревану: — Ты невообразимый…
— Да, я заставил тебя попридержать язык для твоей же пользы. Если бы этот элегантный лорд обратил на тебя внимание, он забрал бы тебя к себе. Ему всегда нравились хорошенькие мальчики. Но только смирные и послушные, а я заставил его поверить в то, что укротил тебя при помощи моего колдовства. Да, твое собственное лицо могло бы стать ловушкой.
— А куда, по-твоему, ты меня затащил? Я уже давно мог быть на свободе. Я мог бы доказать мое происхождение и с достойным эскортом прибыть к отцу.
— Тебя взяли бы в заложники и разлучили со мной, не оставив ни малейшей надежды на побег. — На что же можно надеяться сейчас? — Есть на что.
Прежде чем Хирел успел возразить, Сареван отошел от него, устремив глаза в темноту. Дыхание со свистом вырывалось из его груди. Внезапно он бросился к чему-то, лежащему на полу.
Глаза Хирела наконец привыкли к полумраку, и он разглядел, перед чем упал на колени Сареван. Какие-то спутанные лохмотья. Сплетение…
Пряди черных с проседью волос. Одеяние, которое, согласно закону, в Асаниане носили жрецы, было разодрано в клочья на груди, на которой полагалось быть символу бога. Узник надел что-то темное и непонятное, едва заметно поблескивающее.
Хирел почувствовал, как болезненная судорога свела его желудок. Это была вовсе не одежда, а плоть, ободранная до костей. А лицо… лицо…
Когда-то это существо было женщиной. Она все еще могла разговаривать с ужасающей для этого разрушенного тела отчетливостью. Голос был молодым и чистым, несмотря на седые волосы.
— Авар'карин? — Она перешла на асанианский язык. — Брат. Брат мой и господин Авар'карин. Я вижу тебя во мраке. Как ярко ты сияешь!
Сареван погладил ее прекрасные волосы. Лицо его было ужасающе спокойным. — Тише, — прошептал он. — Молчи. Жрица пошевелилась и прикоснулась к его руке, хотя это причиняло ей нестерпимую боль. Его пальцы сомкнулись на ее ладони осторожно и невероятно нежно, потому что ее рука представляла собой лишь омытые кровью изувеченные кости.
— Мой господин, — воскликнула она внезапно, — тебе не следует здесь находиться! В этом краю тебя ждет смерть. — А тебя здесь ожидало еще более страшное. Голос его был таким же спокойным, как и лицо. — Я — никто. Моя боль принадлежит богу, и она уже почти достигла своего предела. Но ты — Эндрос и Варьян, и ты совершил безумный поступок, перейдя границы твоего отца.