Жрица богини Маар - страница 5
У моего дома собрались люди, вся деревня. Дети, взрослые, старики. Глазели, шушукались, смеялись, перекрикивались и враз смолкли, когда увидели меня и воина, ведущего двух прекрасных коней в поводу. Расступились, пропустили меня к калитке. Проходя мимо них, заметила, что вещи и горшки у забора нетронутые стоят. Повторяя про себя, что была бы честь предложена, а возьмут или не возьмут — не мое дело, вошла в дом. Подошла к сумкам на столе, проверила, хорошо ли все застегнула. Уложила третью ковригу, что память о деревне сохранить должна.
— Неужели это все, госпожа Лаисса?
Я подпрыгнула от неожиданности, резко повернулась к воину. Мне и в голову не приходило, что кто-то может зайти в проклятый дом, потому так напугалась. Посланник рассыпался в извинениях, вдруг показался еще более смущенным, чем я. Заверила, что все в порядке, что просто задумалась и не услышала его шагов. Господин Мирс улыбнулся и взял со стола сумки.
Они показались ему слишком легкими. Это было видно по тому, как он поднимал поклажу. Много позже выяснилось, что южане задаривали будущих жриц золотом и каменьями, заботились о них, как о царевнах. Ограждали от тревог и забот, ибо дар их был тяжел, а ответственность велика.
Посланник Императора просто поверить не мог в такое различие между разными провинциями.
Я вышла на улицу и окунулась в вязкое напряженное молчание. Если бы не пели птицы, не пофыркивал конь, не лаяла не другом конце деревни собака, я бы решила, что оглохла. Тишина была густой, взгляды людей — холодными и выжидающими. Сердце болезненно зашлось стуком, во рту пересохло, слова никакие на ум не шли. Господин Мирс приторочил мои сумки к седлу, удивленно на дядю Витора глянул. Посланник Императора ждал от старосты Сосновки прощальных речей, и тот не мог промолчать.
— Лаисса, — в кои веки назвав меня по имени, смущенно начал дядя Витор. Голос хриплый от волнения, староста старался не встречаться со мной глазами, говорил медленно. — Мы все и всегда знали, что твое место не здесь. И ждали, когда за тобой приедет Посланник. Вот и случилось. Ну, не поминай лихом… Тебе там, может, лучше будет. Прощай, Кареглазая.
Не самая красивая речь, зато дядя Витор подобрал слова так, чтобы не солгать мне на прощание. Он не щадил мои чувства, нет. Тогда бы не поскупился хотя бы на одно-единственное пожелание. Но и оно было бы лживым, а я бы почувствовала это, какой бы ласковой улыбкой староста ни прикрывался.
Именно в этом заключается мой дар-проклятие. Я вижу ложь и правду. Меня невозможно обмануть.
Улыбнулась, односельчан взглядом обвела. Пожелала здравия и удачи. Мне не ответил никто. Приняла помощь почтительного воина, разъяснившего, как надо сидеть в непривычном женском седле. Умостилась и, тронув поводья, поехала прочь из Сосновки.
Чем ближе мы подъезжали к реке, тем больше боялась, что начнут болеть руки. Воспоминание о кровящих рисунках было таким ярким, что не выдержала, остановила коня перед мостом. Воин все понял верно.
— Госпожа, в Храме мне дали амулет, благодаря которому мехенди, магические рисунки на ваших руках, позволят мне привезти вас в Ратави, — пояснил он.
— Теперь ясно, — я изобразила улыбку.
Душу скребло осознание, что меня просто привязали к Посланнику, как прежде к Сосновке. Чувствовала себя вещью, чужой собственностью, которой распоряжаются по своему усмотрению. К счастью, господин Мирс с разговорами не приставал.
Через пару часов остановились на привал. Глянув в сторону Сосновки, дым увидела вдалеке. Решение односельчан было… ожидаемым. Предсказуемым. Омыть подарки, чтобы размыть моему духу путь в Сосновку, сжечь дом, чтобы некуда было духу вернуться. Я для них мертвая…
От горечи слезы на глаза навернулись. Глупые слезы, непонятные. Что за смысл из-за этой последней обиды плакать? Верно дядя Витор сказал, не место мне там было. Так и хранить его в памяти не стоит.
Встала, вынула из сумки нетронутую третью ковригу, положила на пенек у края поляны.
— Это такая традиция? — в низком голосе воина слышалось недоумение.
— Нет, — просто ответила я.
Он не стал спрашивать. Понял, что время для разговоров плохое.