Журавлиная родина - страница 25
— Спускайся смело, тут невысоко, только встать, — глухо донеслось из черноты.
Пещера начиналась узким коридором. Алеша засветил фонарик. Охотники миновали коридор и попали в высокую пещеру, похожут на комнату. Здесь было душновато и неприятно пахло. При входе на большом камне стояла керосиновая лампа. Пыльная, ржавая, но со стеклом и остатками керосина.
Павел Кузьмич носовым платком протер стекло, подул в него и зажег фитилек. Вокруг посветлело. Влажно заблестел высокий свод потолка. Вдоль стен дощатые постели с черным от времени сеном. Ближе к середине стол из большой тонкой плиты и вместо стульев деревянные ящики. В нише навалом позеленевшие винтовочные патроны, немецкие ручные гранаты с длинными деревянными ручками и винтовка без приклада.
Алеша протянул руку к винтовке.
— Стой! — удержал его Павел Кузьмич. — Не тронь! Ничего не тронь — все поржавело, нарвешься на какую-нибудь гадость.
— Кто тут жил?
— Партизаны, наверно. Видишь кусок газеты? Интересно, какой год… Тысяча девятьсот сорок третий… Наша, русская. Сводка напечатана. Добывали, значит, свою газету. Или сбрасывали им. Погаси фонарик, побереги, с лампой пойдем — тут ветра нет. Держи. А ведь это падалью пахнет. Откуда она здесь? Тьфу пакость! Пошли дальше.
С ружьем на изготовку, не снимая пальца со спускового крючка, Павел Кузьмич шел впереди, внимательно осматривая все закоулки. Рыси не было. Осталась одна расщелина, глубокая и, видимо, с поворотом.
— Подними лампу повыше, — распорядился Павел Кузьмич и решительно шагнул вперед. — Смотри-ка! Тут еще «комната».
Вторая «комната» была поуже и пониже, и стенки не такие ровные, все в трещинах и с отнорками. Надо было осмотреть все. Не дошли еще та до середины «комнаты», как лампа затрещала, вспыхнула ярко и погасла.
— Зажги фонарик.
— Сейчас… Подождите… Вот черт!
— Что такое?
— Оставил в первой пещере на столике.
— Ничего, лампа еще погорит, это она так. На спички, слышишь?
Алеша протянул руку туда, где стучал коробок, неловко ткнул его пальцами и уронил.
— У вас есть еще спички? Уронил.
— Нет. Буду стоять на месте, а ты пошарь.
Алеша опустился на колени и принялся водить руками по сыроватому, покрытому щебенкой полу. Неподалеку зашуршало и посыпались мелкие камешки.
Неужели рысь пошла? Бросится в такой темноте, стрелять нельзя, голыми руками не отбиться.
— Не бойся — не рысь, — прозвучал голос Павла Кузьмича, — камни со стен сыплются.
— Знаю, что близко нет. Глаза бы светились. Она ведь кошка, у них ночью глаза что фонари.
— Чепуха! У зверей глаза только отсвечивают, а здесь видишь какая темь.
— Дядя Павел, могут здесь быть зубы?
— Какие зубы?
— Настоящие, большие. У меня под рукой. Стойте! Спички… Сейчас зажгу.
Пощелкивая, неохотно загорелась лампа. На полу — кости, клочки шерсти, череп с острыми зубами. Павел Кузьмич повертел его в руках и удивился:
— Волк! Здоровенный. Залез сюда раненый или по старости и пропал. Пошли дальше, пока опять не погасла.
Охотники осмотрели все до самого тупика, все, кроме самых узких и извилистых щелей. Рысь исчезла!
— Вернемся за Жадаем, — решил Павел Кузьмич, — собака сразу покажет, куда делась проклятая животина.
Обратный путь прошли скоро. Оставили лампу в первой пещере, захватили фонарик, под радостный рев Жадая выползли из пещеры и вдоволь надышались чистым морозным воздухом.
Теперь Жадая вел на поводке Алеша. Вот коридор при входе, место, где ждал Павел Кузьмич, рукавицы, брошенные им на приполке. Злобно взревел и прыгнул на стену гончак. Алеша поднял фонарь. Высоко в нише вспыхнули два зеленых глаза, яркие, неподвижные.
Приходилось ли вам стрелять в комнате? Если приходилось, вы поймете, какой это сильный гул, как больно хлещет по ушам выстрел. Тяжелый зверь мягко скользнул по камню и лег на ноги Павла Кузьмича. Жадай щукой кинулся на недвижного врага.
Охотники не сразу пошли домой. Развели костер и вскипятили чай.
Алеша смотрел на розовую закатную зарю, на спокойные синие снега и на рысь. Большая кошка с темными и четкими пятнами на светло-рыжем меху протаяла снег и казалась плоской. Говорить не хотелось, подрагивала в руке кружка.